Книга Летний сад, страница 344 – Полина Саймонс

Ей нужно было немедленно уйти с террасы, немедленно, или она потеряла бы те остатки рассудка, что еще у нее оставались, внутри ее возникло что-то острое, режущее… Пожалуйста, помоги мне. Пожалуйста. Одна капля гордости, чтобы встать на ноги. Один паршивый грамм крошечной фальшивой гордости…

– Таня, – сказал Александр, – я знаю, ты поддаешься страданию. – Он застонал. – Но я тоже страдаю.

– Я больше не могу тебе помочь, Александр. Я даже себе помочь не могу. – Она зарыдала, поднявшись на четвереньки. – Ты повернулся ко мне спиной вопреки всему. Что ж, я поворачиваюсь спиной к тебе вопреки большему, чем ты знаешь. Вот так. Это мои слова. Достаточно для тебя? – Ощупью двигаясь по террасе, она поползла прочь от него, к дому, поползла прочь от единственной любви, которую знала.

Она слышала, как он встал и пошел к ней. Она подняла голову. Он застыл на месте, а потом упал перед ней на колени.

– Я болен, Таня, – надорванным голосом заговорил он. – Посмотри на меня. Я не пьяница в приемном покое. Я твой муж. Прояви и ко мне тоже милосердие. – Он на мгновение умолк. – Я шел к тебе каждый день своей жизни, надеясь, что ты прикоснешься ко мне и я удержусь в строю… И ты касаешься меня, и я готов протянуть еще несколько часов, пока снова не стану нуждаться в твоем утешении. Я не могу выжить без тебя. – Александр стиснул руки перед собой, его слова были едва слышны. – Я не могу справиться без тебя, и ты это знаешь.

Татьяна не могла отвернуться от него, оба они ослабели от страха и печали.

– Прошу, поверь мне, – продолжил Александр. – Не было у меня секса с ней! И все, что, как ты думала, я забыл, я вспомнил в прошлую среду. Я остался невинен… – Он опустил голову, сдаваясь. – Ты ослепла, не можешь видеть отчетливо, понимаю, но просто задумайся на секунду – и ты увидишь все сквозь ложь.

– Я не могу видеть сквозь твою ложь, – ответила Татьяна. – Я ее совсем не знаю.

Александр вскинул голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Они в отчаянии и с болью смотрели друг на друга.

– Ты знаешь, я не мог сделать ей ребенка, – снова заговорил Александр. – Ты понимаешь, что она лжет об этом, да? После всего, что я видел в Москве, после всего того, чему учила меня мать и чему я научился за годы службы в гарнизоне, подумай – что я тебе говорил о себе и всех тех женщинах, с которыми имел дело? Разве я когда-то что-то отрицал? Хоть раз, хоть один-единственный раз за всю мою чертову жизнь?

– Да, – тихо пробормотала она. – За жизнь со мной.

– Да, только с тобой. – Он ссутулился. – Потому что ты святая. – Он посмотрел на свои руки. – И это величие добра сделало меня.

Татьяна сжала руки над животом, согнулась. Она не могла говорить, она потеряла голос. Когда она посмотрела на него, то увидела, что он клонится вперед, из его глаз льется медный свет.

– Шура… – прошептала она. – У меня будет ребенок.

Сначала она подумала, что Александр не расслышал, он слишком долго молчал.

– У тебя… что? – в ужасе произнес он.

– У меня будет ребенок, – одними губами повторила Татьяна, и ее плечи вздрогнули, распухшие губы задрожали.

Стоявший на коленях Александр отшатнулся назад. Ничего не было слышно, кроме ее тихих рыданий да пугающего стона, что вырывался из его горла.

– О боже… – выдохнул он наконец, прижимаясь к стене, как раненое животное. – И когда ты собиралась сказать мне это? Боже, пожалуйста, только не говори…