Книга Летний сад, страница 372 – Полина Саймонс

Александр помолчал.

– Как мне вернуть веру, – прошептал он наконец, – если, похоже, для веры так мало причин?

Татьяна зарыдала бы, видя его в таком отчаянии, нуждающимся в утешении. Лишь одно удерживало ее от того, чтобы рассыпаться прямо на месте, превратиться в пепел.

– Пожалуйста, – неубедительным тоном шептала Татьяна, – может, они правы, может, он в незаконной отлучке…

– Да, будем на это надеяться. Незаконная отлучка. А может, он подсел на наркотики. Может, его призрачная подружка заполнила его голову, и теперь он с ней в Уральских горах.

– Я бы предпочла отлучку смерти!

– Если он просто загулял, его отправят под трибунал, – сказал Александр. – Прошло тридцать дней, теперь нет разницы между самоволкой и дезертирством. Ты действительно хочешь, чтобы Энта отдали под трибунал за дезертирство в военное время?

И тут ее слезы прорвались наружу. Никакого утешения для Александра. Он вскочил и ушел в дом. Татьяна осталась одна на террасе.

Прошло тридцать дней.

Их жизнь остановилась.

Они сидели и наблюдали за Пашей, Гарри и Джейн, которые были детьми и ничем не могли помочь. Родители сидели с застывшими улыбками на лицах, пока младшие плескались в бассейне, или гонялись друг за другом, или смотрели «Миссия невыполнима». Дети делали все, что могли, чтобы поддержать мать и отца. Паше никогда не надоедало читать и разговаривать о прочитанном. Джейн постоянно пекла вместе с Татьяной, готовила меренги и слоеные пирожки, которые, как она знала, любил отец. Гарри постоянно казалось, что он должен стараться больше всех, потому что он – третий сын. (Гордон Паша – философ, не воин – объяснял младшему брату, с которым они были неразлучны: «Энтони, конечно, первый, но это я был самым желанным. Мама с папой пятнадцать лет ждали меня. А ты, Гарри-бой, ты появился очень скоро. И вообще тебе полагалось быть Джейн».) Поэтому Гарри старался. Он делал все, что, как он думал, может доставить больше удовольствия его неулыбчивому, но обожаемому отцу. Из чего угодно: из дерева, камня, кусков льда, веток, кактусов и железа – Гарри изготовлял оружие, вырезая, сгибая, вытачивая. Он сделал пистолет из мыла, делал ножи из палок, танк из папье-маше. Десятки его отличных ледяных гранат лежали во всех трех морозильниках. Как-то вечером родители обнаружили его перед гардеробом Александра – он пристраивал в петли на портупее отца ледяные гранаты, и те залили водой весь ковер в спальне.

Сорок дней.

Они не могли спать. Метались, поворачивались с боку на бок, иногда кое-как занимались любовью, молясь о забвении, которое не могло прийти.

– Я должна знать, что ты думаешь, – сказала наконец Татьяна после долгих часов одной из таких невыносимых ночей. – Я не хочу знать. Но я должна знать. Потому что ты не можешь нести это в одиночку. Посмотри на себя. Гарри сегодня сделал для тебя прекрасную копию шотландского меча – по крайней мере, я так думаю, – а ты даже спасибо не сказал. Просто скажи мне, сделай это. Не говори, что думает Рихтер или что думает Дан Элкинс. Скажи мне, что думаешь ты сам. Ты единственный, к кому я прислушаюсь.

Татьяна села в постели.

Александр лежал на спине, закрыв глаза.

– Перестань смотреть на меня, – сказал он. – Я без сил.

– Шура, чего ты боишься? Скажи мне. Посмотри на меня.

Она знала, что он не станет на нее смотреть, потому что не хочет, чтобы она заглянула в него. И Татьяна позволяла ему отворачиваться, поскольку сама не хотела ничего увидеть.