Книга Летний сад, страница 400 – Полина Саймонс

Она замерзла. Она была грязной, измотанной. Она была голодна. Ей хотелось пить. Черника, которую она постоянно ела, чтобы заглушить жажду, раздражала желудок: она перестала собирать ягоды.

Сайка раздражала всю душу Марины. Она перестала ее слушать. Но Сайка, явно забыв многое из последних двадцати четырех часов, явно забыв, что продемонстрировала Марине свою истинную сущность, непрерывно болтала, что-то говоря неслушавшей мрачной Марине. Она держалась дружелюбно, бодро, безразлично к тому, что они заблудились, безразлично к тому, что они никак не могли найти озеро. Марина даже не думала, что та держится как-то в особенности уверенно. Она просто болтала и болтала, шквал слов летел из ее рта, а Марине хотелось заорать: «Помогите! Помогите! Пожалуйста…»

– Должно быть, мои родители сошли с ума, – сказала она, когда небо начало темнеть; второй день подходил к концу. – И Танины тоже.

Пожав плечами, Сайка наклонилась и сорвала горсть черники.

– Как часто тебе приходилось проводить ночь в лесу?

Марина бросила на Сайку холодный взгляд:

– Ни разу.

– О! Ладно, если они не слишком заняты дракой между собой, они могли уже это заметить.

Но Сайка произнесла это весьма скептическим тоном.

– А как насчет тебя? Твои родители не станут тебя искать?

Сайка на мгновение перестала жевать чернику.

– А откуда им знать, что я исчезла? – Это все, что она сказала.

Невозможно было поверить в то, что они провели в лесу еще одну ночь. Грибы, собранные с таким удовольствием, давно были выброшены. Лес на вторую ночь был шумнее, и темнее, и менее приветливым, если такое было возможно.

Тундра и тайга

Утро было холодным и серым. И выяснилось, что найти второе по величине после Ладоги европейское озеро очень нелегко.

Солнца не было. Солнце означало, что Татьяна могла бы определить время, определить направление, разжечь огонь, и зажарить грибы, и согреться, и послать в воздух дымовые сигналы. Солнце означало всё. Всё. Без солнца и без компаса, без ветра в листве деревьев, имея лишь облачный покров над головой и пронизывающий холод, Татьяна не могла ничего.

Она ждала, казалось, много часов, надеясь, что солнце покажется, но наконец решила, что не может сидеть на месте. Она давно уже перестала кричать; она охрипла после долгих вчерашних криков. На ходу Татьяна высматривала воду, но не находила. Вместо того она ела чернику, которая слегка заглушала жажду и вызывала мысли о черном хлебе, подсолнечном масле и горячем чае.

И еще ее не оставляло чувство, что, где бы она ни находилась, это было не то место. Поймав это ощущение, она повернула под прямым углом. Ничего не изменилось, и она повернула еще раз.

И еще.

Татьяна старалась запоминать эти повороты, но после долгих часов утро прошло, и серый день прошел, и она теперь думала, что приблизилась лишь к пустоте.

Ничто не менялось ни среди деревьев, ни на земле, ни в запахах. Березы, вязы, лиственницы ничем ей не помогали, не успокаивали внутреннюю тревогу, смятение из-за того, что она не просто заблудилась, не только заблудилась не случайно, но затерялась в лесу намеренно.

Идя сквозь лес, Татьяна ломала ветки и бросала их на землю в определенном порядке, чтобы оставить заметный след на случай, если кто-то станет ее искать. Тетя Рита и дядя Борис – они могут пойти по лесу и понять, что лежащие вот так ветки оказались здесь не случайно.