Книга Летний сад, страница 434 – Полина Саймонс

Но ему нравился и его «шпагин», стандартное оружие офицеров Красной армии. Он был хорош. И люди под его командованием были хорошими людьми. Его сержанты, даже в штрафном батальоне, всегда были настоящими бойцами, храбрыми. И его друзья – Анатолий Маразов, умерший у него на руках на невском льду. Успенский. Они были отличными лейтенантами. Успенский много лет прикрывал Александра, даже когда предавал его, – яростно защищал человека, бывшего его билетом на свободу.

А людей, с которыми Александр шел в джунгли, он не знал – кроме Рихтера, – хотя ему и хотелось бы. Было бы хорошо, если бы он заранее узнал их истории, до того как они доберутся до гор Кхаммуана. Он все знал о жизни своих лейтенантов и сержантов в штрафном батальоне. А сейчас… И все же Александр не сомневался ни в ком из тех, кто шел с ним сейчас. Потому что это были люди Энта. А он знал своего сына и не сомневался в нем. Мерсер, Ха Сай, Элкинс – они были Теликовым, Маразовым, Успенским Энта.

Александр радовался тому, что продолжал тренировки в Юме, держал себя в форме, в любой момент готовым к реальной схватке. Он тренировался даже тогда, когда должен был лишь переводить документы военной разведки. Он не хотел говорить об этом Татьяне, но ему всегда нравилось оружие, а американцы делали такое, как никто в мире. Поэтому он приезжал в Юму, надевал наушники, ставил на пулемет М-4 глушитель и проводил середину дня на полигоне, оттачивая мастерство снайпера. А потом возвращался на ночь в жилище для женатых, принимал обжигающий душ, чтобы смыть с тела следы пороха, и ложился в постель с Татьяной. Он ласкал ее руками, которые меньше двух часов назад заряжали ракетное противотанковое ружье, и затем, удовлетворенный во всех отношениях, возвращался в Скотсдейл, чтобы в понедельник выйти на работу, чтобы штукатурить, и складировать, и поднимать черепицу, и делать заметки, сидя за письменным столом, и улыбаться, работая с пневматическим молотком так, словно был рожден для этого, – ведь точно так же он стрелял из снайперской винтовки в Юме, словно родился для этого. А возможно, так оно и было, это и было его глубоко скрытое истинное «я», которое он не в силах был сдержать, общаясь с младшим сыном, которому только и хотелось, что порадовать отца. Такой хороший мальчик.

Становилось теплее. Не так, как в тропиках: воздух оставался сухим. Двенадцать мужчин пробивались сквозь бамбуковые джунгли плотной цепью, практически наступая на пятки идущему впереди, и высматривали змей, мины, капканы, бамбуковые копья, воткнутые в землю. Ха Сай, видевший все, рубил кусты, держа карту рельефа, часы и при этом поглядывая вокруг; его оружие всегда было наготове. Казалось, у него не меньше шести рук.

– Он просто бомба, – тихо сказал Александр, наклонившись вперед, к Мерсеру.

Мерсер кивнул.

– Говорят, – так же тихо ответил он, – он прежде был на их стороне. Поэтому и знает все, может все. Но мы не спрашиваем. Мы рады, что он с нами.

– Это точно, – сказал Александр.

Он восхищался чувством направления, присущим Ха Саю, тем, как тот шел сквозь самые непроходимые места. Татьяне бы иметь его рядом, когда она заблудилась у озера Ильмень. Да еще бы ей небольшой острый как бритва охотничий нож, сухой паек, высокочастотную рацию Рихтера и зажигалку «Зиппо» с гравировкой: «И сказал Господь: да будут воины, и рыбы поднялись из моря». Тогда бы она была экипирована как надо. Александр улыбнулся. Но она как-то справилась без всего этого.