Книга Летний сад, страница 449 – Полина Саймонс

– Да, очень.

Все замолчали.

– Ты высматривала американцев в Хюэ, – сказал Александр. – Ты поймала моего сына.

– Я была просто приманкой, – ответила Мун Лай, пожав плечами. – Обычно мы их сразу убиваем там и тут. Но не твоего сына. Он был крепким воином. И именно из-за него я наполовину ослепла.

– А, – заговорил Ха Сай, – но в стране слепых одноглазый – король.

– Мне плевать, что ты оскорбляешь мою страну, – возразила Мун Лай, не глядя на него. Она говорила все так же мягко. И держалась покорно. – Это и твоя страна тоже, бана. – Она так ни разу и не глянула на Ха Сая. Ее глаз смотрел только на Александра. – В Хюэ Энтони думал, что спасает меня. Он был так благороден и порядочен. Казался легкой целью, твой сын. Легчайшей. Всего несколько дней, и он был готов. – В ее глазу мелькнуло одобрение. – Но вообще-то, должна тебе сказать, ты не слишком хорошо его учил. Он слишком доверчив. Хотя, конечно, это, пожалуй, как раз единственная причина того, что он до сих пор жив. Потому что я собиралась убить его, как убивала всех их, – убить опиумом, смертельной дозой. – Она чуть повысила нежный голос. – Но он начал рассказывать мне такие интересные истории о своей жизни! Я подождала, чтобы послушать. Он рассказывал мне понемногу зараз, но, когда мы поженились, он рассказал мне все. Я была просто вьетнамской шлюхой, которую он спас, простой деревенской девчонкой, которая отчаянно нуждалась в защите. – Ее глаз засверкал, когда она говорила об Энтони. – Он рассказал мне так много, думая, что я почти ничего не понимаю. А я сидела и слушала. Он рассказал о своей матери, о бегстве от Советов и об отце, американце, который поехал в Советский Союз, и служил в Красной армии, и дважды бежал, и убивал советских следователей и пограничников НКВД, и сбежал из самой охраняемой советской тюрьмы, а теперь служил в американской военной разведке… – Мун Лай вспоминала как будто с нежностью. – Он был досконален, нам вряд ли нужно было даже твое дело, чтобы подтвердить его истории.

– О боже, да кто ты такая? – прошептал Александр; у него дрожали руки.

– Я его жена, – ответила Мун Лай самым милым голоском. – Я его беременная жена, и я была его сиделкой.

Александр порадовался тому, что сидит. Однажды он уже рассказал все о себе, так же беспечно, одной маленькой, нежной, очень юной советской фабричной девушке, которую едва знал, – рассказал, сидя на скамейке под летними вязами в Итальянском садике в Ленинграде. Бледный и дрожащий, глядя на девушку, он спросил:

– Но как ты сумела притащить его сюда?

Он искал в ней хоть чего-то, какой-то крошечной подсказки, намека на одно, и только одно: где сейчас Энтони?

Мун Лай пожала плечами:

– Вполне мирно. Когда он начал что-то подозревать в нескольких милях от демилитаризованной зоны, я помогла ему заснуть, а когда он проснулся, он уже был здесь. Он даже не сопротивлялся.

Александр замолчал, он был ошеломлен представшей перед ним картиной: его сын просыпается и понимает, где оказался.

Мун Лай продолжила тихонько:

– Но здесь Энтони вдруг потребовалось серьезные убеждения, чтобы он продолжил говорить! Тогда-то и начались наши проблемы с ним. Потому что, когда он говорил, он просто врал черт знает что об американских военных позициях! Он послал нас на одну безумную операцию, и та кончилась для нас большими потерями; мы прямиком зашли в ловушку. А он все пытался убить охрану, и трижды ему это удавалось, причем дважды тогда, когда он еще был в кандалах! Он стал очень опасен. У нас не было выбора, кроме как обездвижить его, а потом увезти.