Онлайн книга «Летний сад»
|
Она говорила так мягко; ее голос звучал мелодично; она ни разу не повысила тона; слова слетали с ее языка как бабочки. И она улыбалась! Но ее слова… Александру вдруг вспомнилось некое стихотворение. Когда Мун Лай говорила таким нежным голоском, это звучало… Как это было у Джона Драйдена?…Как невесомые снежинки, что таяли, едва сорвавшись с губ… Но ее слова были нелепы. Александру хотелось сказать: я ничего не понимаю, говори по-английски. Но он понимал. Его зачаровали ее голос и ее большой живот. Она была похожа на Таню, когда та ходила на восьмом месяце беременности, когда она не могла подняться с дивана или с кровати без помощи Александра, даже повернуться не могла, не пошатнувшись, и он ходил за ней, постоянно протягивая к ней руки на случай, если она споткнется или у нее закружится голова. Александр колебался. Но в ответ на все, что он только что услышал, он смог сказать лишь одно: – Но ведь и южные вьетнамцы верят в свою войну, разве нет? – Нет. Они слабы, вы водите их за нос. Вьетнам будет единым вопреки им и вопреки всем наемникам, которых вы шлете им на помощь. – Мой сын не какой-нибудь чертов наемник. – Да, твой сын не таков, – согласилась Мун Лай, неподвижная и спокойная. – Он один из полумиллиона… – Она помолчала, моргнула. – Но знаешь что? Он тоже не верит больше в эту войну. О, он думал, что верит. Пока не встретил меня, он думал, что верит. И когда он женился на мне, он все еще думал, что верит. Но он никогда не спрашивал меня, из Южного ли я Вьетнама! Он женился на мне мгновенно, когда я ему сказала, что беременна, и он никогда не спрашивал, его ли это ребенок. Александр стиснул кулаки, сострадание понемногу покидало его. – Да. Потому что он верил тебе. Мун Лай покачала головой: – Далеко не полностью. Когда он открыл глаза здесь, в Кумкау, и увидел, где находится, и стал просить за меня, меня привели к нему, беременную и связанную, и приказали ему говорить. Энтони заговорил, да, но знаешь, что он сказал, этот твой сын? «Мне плевать, что вы с ней сделаете. Это не мой ребенок. Женщина должна принадлежать только одному мужчине. Но у нее могло быть и два разом, а то и три. И эта моя жена трахалась с каждым американским солдатом отсюда до Сайгона, старалась заманить их в засаду своей киской, как заманила меня. Она могла с тем же успехом вставить себе бритвенные лезвия. Можете убить ее прямо сейчас. Мне плевать». – Мун Лай небрежно усмехнулась, хотя по ее лицу пробежала легкая судорога. – Незачем и говорить, конечно, что они меня не убили. Но вы меня поняли. Он в меня не верил. – Какого черта ты говоришь, верить в тебя? – спросил Александр, в этот ужасный момент радуясь тому, что Энтони наконец увидел истину – Энтони, веривший когда-то, что весь мир добр. – Мой сын наконец увидел, что нашел нечто даже хуже простой двухдолларовой шлюхи, – сказал он, – и он хотел, чтобы ты это поняла. – Да, верно, – согласилась Мун Лай. – Так что его любовь не была так уж слепа, да? – Она поджала губы. – Тебе надо нас поблагодарить, потому что именно здесь, в Кумкау, твой сын наконец разобрался в том, во что он действительно верит. Это не война с коммунизмом и, конечно, не я. И пока он не разобрался с тем, во что верит, мы с ним ничуть не продвинулись. Ничто из того, что мы могли сказать, его не убеждало. Мы грозили отправить его в лагерь Кастро. Мы приводили самых впечатляющих пленных, мы применяли сильнейшие средства… |