Книга Татьяна и Александр, страница 111 – Полина Саймонс

– Понимаю, – произнесла Татьяна.

– После выздоровления меня перевели на Северный пролив – менее опасное место. Смешно, правда? Мой капитан думал, что я потерял навыки. Но знаешь, когда я был сбит над Украиной, то попал в руки советских партизан, и они меня не убили. Они меня пожалели… Не знаю, может, потому, что это было на прошлое Рождество.

– Думаю, дело не в Рождестве, – сказала Татьяна. – Советские люди не празднуют Рождество.

Он взглянул на нее:

– И поэтому ты сейчас здесь? Этот праздник мало что значит для тебя?

Она покачала головой. Ей хотелось перекреститься, чтобы добавить себе сил, но она этого не сделала. Ей хотелось плакать, но она не заплакала. Ей хотелось быть сильной, твердой как скала, быть похожей на Александра. Но она не могла.

– Я нахожусь здесь, чтобы раненым было не так одиноко вдали от дома. – Голос Татьяны ослаб. – Я здесь, поскольку надеюсь, что, если сделаю что-то хорошее для вас, принесу хотя бы немного утешения, то тогда, возможно, где-нибудь в другом месте кто-нибудь принесет утешение…

Из ее глаза выкатилась слезинка.

Пауль с удивлением уставился на нее:

– Ты думаешь, это так работает?

– Я не знаю, как это работает, – ответила Татьяна.

– Он на Восточном фронте?

– Я не знаю, где он сейчас, – ответила она.

Не в ее власти было наделить голосом свидетельство о смерти, лежащее в черном рюкзаке в ее комнате.

– Тогда молись, чтобы его не занесло на Восточный фронт. Он не протянет там и недели.

– Да? – На лице Татьяны, вероятно, отразились все сомнения, и Пауль, похлопав ее по руке, сказал: – А, черт, не волнуйся, сестра Таня! Где бы он ни был – здесь или в лучшем мире, – знаешь, на что он надеется?

– На что? – прошептала она.

– На то, что у тебя все хорошо, – ответил Пауль.

Рождество в Нью-Йорке

Рождество в Нью-Йорке в военное время. За год до этого Татьяна встретила канун Нового года в Греческом госпитале с доктором Мэтью Сайерзом в компании советских медсестер. Они выпили немного водки и передали стаканы нескольким пациентам, которые проснулись и у которых хватило сил поднять стаканы. Татьяна думала лишь о том, как попасть на фронт, чтобы увидеться с Александром. Они собирались уехать через пять дней. Александр еще этого не знал, но тем или иным способом она хотела выехать вместе с мужем из Советского Союза. В Ленинграде не было света. Ленинград лежал в руинах. Немецкие снаряды летели с Пулковских высот в канун Нового года, немецкие самолеты бомбили город в первый день Нового года. Четыре дня спустя Татьяна выехала из Ленинграда в грузовике Красного Креста с доктором Сайерзом, не зная, увидит ли снова Ленинград.

И получилось, что так и не увидела.

Вместо этого она увидела Нью-Йорк в Рождество. Она увидела Маленькую Италию, всю в зелено-красных мигающих огнях, увидела Пятьдесят седьмую улицу, украшенную белыми огнями, и увидела Эмпайр-стейт-билдинг со шпилем, украшенным зелено-красными огнями, а также рождественскую ель у Рокфеллеровского центра. Огни на зданиях в честь Рождества горели в течение часа, а потом их выключили из-за военного времени.

Татьяна гуляла по холодным заснеженным улицам, толкая коляску с Энтони. Вокруг стоял радостный гул, сновали люди с подарочными пакетами. У Татьяны не было пакетов, и она не покупала подарки. Она шла через заснеженный взволнованный Нью-Йорк военного времени, думая о том, что Александр десять раз встречал Рождество в Бостоне. Десять декабрей с рождественскими гимнами, и с пакетами под мышкой, и со звенящими колокольчиками, и с деревьями в гирляндах огней, и с большой вывеской над одним из кафе с надписью: «ИИСУС – ВИНОВНИК ТОРЖЕСТВА».