Книга Татьяна и Александр, страница 143 – Полина Саймонс

– Дай разобраться…

– То, что творится в душе у Еременко, известно лишь ему. Только ты знаешь, почему всегда идешь немного впереди меня, хотя я твой командир, и только я понимаю, почему – черт подери! – разрешаю тебе делать это. Вот что я скажу. За нашей внешней оболочкой скрывается душа Еременко, и твоя, и моя, и душа любого. Даже если наука станет всматриваться в нас, все равно никогда не узнает. Как много всего скрывается за пределами обширной и неизведанной Вселенной.

Успенский задумался.

– Почему этот подонок Еременко выказывает тебе такую преданность, капитан?

– Потому что Мерецков приказал мне застрелить его, а я этого не сделал. Он теперь мой до смерти.

У костра Успенский спросил:

– Значит, из-за долбаного Еременко ты веришь, что Бог есть?

– Нет. Я верю в это, потому что видел Его собственными глазами, – ответил Александр.

Мост к Святому Кресту, июль 1944 года

В Люблине у батальона Александра была передышка, и им так там понравилось, что они единодушно решили задержаться. В отличие от выжженных и разоренных белорусских деревень, война почти не затронула Люблин. Не считая нескольких разрушенных и сожженных домов, Люблин сверкал чистыми побеленными домами, стоящими на узких улочках и прямоугольных площадях с желтыми оштукатуренными зданиями. На этих площадях по воскресеньям устраивались рынки, на которых продавалось такое! Фрукты и ветчина, сыр и сметана! И капуста. Но бойцы Александра держались подальше от капусты. В Белоруссии им попалось всего несколько коров, здесь же за злотые продавались сочные жареные и копченые поросята. Свежее молоко, сыр и масло предполагали наличие достаточного количества коров для дойки, а не для еды. Продавались яйца, и куры тоже.

– Если здесь это называется немецкой оккупацией, то я выбираю Гитлера вместо Сталина, – шепнул Успенский. – В моей деревне жена не может даже вытянуть из грядки чертов лук, чтобы за ним не явился колхоз. А лук – это единственное, что она выращивает.

– Посоветовал бы ей выращивать картофель, – сказал Александр. – Взгляни на местную картошку.

Здесь же продавали часы, платья для женщин, ножи. Александр хотел купить три ножа, но никому не нужны были русские рубли. Поляки ненавидели немцев, но русские нравились им лишь немногим больше. Они покорились бы любому, чтобы выгнать немцев из своей страны, но желали бы, чтобы это были не русские. Ведь в 1939 году Советы вместе с Германией поделили Польшу и, похоже, не собирались возвращать свою половину. Поэтому люди были настроены настороженно и недоверчиво. Солдаты не могли ничего купить, а только обменять. Не важно, откуда они пришли, никто не хотел принимать никчемные русские деньги. Московскому казначейству следовало перестать печатать бесполезные купюры. Александру в конце концов удалось уговорить одну старушку, чтобы продала ему за двести рублей три ножа и очки для почти ослепшего сержанта Веренкова.

После обеда, состоявшего из ветчины, яиц, картофеля и лука, а также изрядного количества водки, к Александру подошел Успенский и взволнованным шепотом сообщил, что они нашли палатку со шлюхами и все пойдут туда. Не хочет ли Александр присоединиться?