Онлайн книга «Татьяна и Александр»
|
– Это единственная страсть его жизни. Он не знает, увидит ли их когда-нибудь вновь. Татьяна пристально смотрит на незнакомца: – Ему надо иметь больше веры, как по-твоему? – Согласен, Таня. Ему надо чуть больше веры. После окончания войны он снова увидит свои ящики. – Судя по тому, как он смотрит на них, после войны он доставит их назад без посторонней помощи. «Татьяша, помни Орбели». С мыслью об Орбели смотрел на нее Александр, когда в госпитале Морозова она убежала от него, мелькнула быстрой тенью, едва оглянувшись: «пока, милый, поправляйся, о-о, в другой раз расскажешь мне об этом Орбели, Шура, при следующей встрече». У двери она со смехом обернулась в последний раз и увидела в глазах мужа Иосифа Абгаровича Орбели. Она никогда не понимала этого выражения на его лице. Теперь поняла. «Каждый день я стою у твоей кровати и салютую тебе. „До встречи, майор. Сладких снов“. И ты говоришь: „До встречи, Таня“. Я отхожу от тебя. Ты зовешь меня, я оборачиваюсь, доверчиво глядя на тебя. Ты говоришь мне глубоким и спокойным мужественным голосом: „Татьяша, помни Орбели“. Я на миг нахмуриваюсь, но пропускаю твои слова мимо ушей, потому что занята, а ты так спокоен, и меня зовет доктор Сайерз. И я отвечаю: „Шура, милый, мне надо бежать, скажешь завтра, а теперь я знаю: ты больше не можешь говорить, ты иссяк“. Ты молчишь и киваешь, а я торопливо обхожу койки и около тусклой двери беспечно оборачиваюсь в последний раз и здесь останавливаюсь. И здесь я останусь. Орбели». В тишине приморской февральской ночи Татьяна сидела на холодной пожарной лестнице, закутавшись в кашемировое одеяло Александра и вдыхая морской воздух, а под ней мерцал Манхэттен. «Ты найдешь способ жить без меня. Найдешь способ жить за нас обоих», – однажды сказал ей Александр. Теперь она поняла, в точности поняла, чего так давно боялась, о чем давно догадывалась: Александр вручил ей свою жизнь и сказал: «Это тебе. Я не смогу спасти себя, смогу только спасти тебя, и тебе надо прожить свою жизнь, предначертанную только тебе. Ты должна быть сильной и счастливой, и должна любить нашего ребенка, и в конечном итоге должна полюбить. Со временем ты должна научиться снова любить, снова улыбаться и отодвинуть меня, должна научиться держать за руку другого мужчину и целовать другого мужчину. Тебе надо снова выйти замуж. И родить еще детей. Ты должна прожить свою жизнь за меня и за себя. Тебе надо прожить ее, как прожили бы мы». Все в одном слове: «Орбели». На войне все было проще: правота, неправда, так легко отличить одно от другого, легко все осквернить. Опасность, освобождение, лишения. Эмоции, боль, страсть. «Отчетливо вижу его, даже в мирной жизни. Но сколько еще мне прятать его? Сколько традиций, праздников. Рождество, День благодарения, Пасха, День труда, День Колумба, День независимости и дни рождения, дни рождения – каждый, даже мой, – проклятый, мучительный, но все же золотой. Праздники, застолья, солнечный свет, тепло. С рассвета до сумерек я наполняю свою жизнь жизнью. Всем тем, о чем он мечтал для меня. Моя сущность спрятана под зданием с высокими окнами и высокими стропилами. Сущность, укрытая деревьями и кустами, анютиными глазками зимой, тюльпанами весной, и мое сердце тоже укрыто, излеченное, потаенное. Иногда я провожу рукой по груди, там, где сердце, и нервы посылают короткий резкий импульс через мое тело в мозг – импульс, чуть длиннее вдоха. Вдох, выдох, пауза. Выдыхаю: |