Онлайн книга «Татьяна и Александр»
|
– Александр… Прости меня за то, что оставила тебя псам войны, что так скоро поверила в твою смерть. Я не спешила любить тебя, но поспешила оставить. Где он? Где великолепный наездник, где мое золотое кольцо и моя цепочка, моя черный рюкзак и мой счастливейший день?» Татьяна сидела у залива, желая, чтобы ее жизнь началась или закончилась. Но жизнь не кончалась и еще не началась. Правда заключалась в том, что она попала в никуда. Сколько продлится эта стадия? И наступит ли время, когда она выйдет из стадии? Когда окажется просто в жизни? Перед тем как найти медаль Героя Советского Союза, принадлежащую Александру? Нет. После того как нашла медаль Героя Советского Союза? Нет. После Пола Марки? Нет. И никогда снова после Орбели. Душа осталась на войне. Она хотела услышать от него одно слово? Вот оно. «Я пытаюсь отправить тебя туда, где ты будешь в безопасности. Не отчаивайся, – говорил он, – и храни веру». Но что ей теперь делать? Что-то непременно надо сделать, но что? Что бы она ни сделала, куда бы ни поехала, это означало оставить сына. Разве это не глупость, не безрассудство, не безумие? То, и другое, и третье. Уехать и оставить сына? Что сказал бы Александр, узнай он, что она, бросив сына, отправилась по миру с его ужасами на поиски мужа? Татьяна сидела без движения, вдыхала запах воздуха, воды, небес, пытаясь найти на небе созвездие Персея и не находя, пытаясь увидеть полную луну. Но было поздно, и луна скрылась за облаками. Ее маленькому сыну нужна мать. Нужна ли ему мать больше, чем Александру нужна жена? И какой у нее выбор? Выбор между отцом и сыном? Бросит ли она одного ради другого? Ей надо учесть возможность того, что она не вернется. Готова ли она обречь своего ребенка на такую жизнь? Все, что ей нужно, – это остаться там, где она есть, и продолжать жить. Но Татьяны здесь не было. Татьяна осталась с Александром. Она обнимала его на Ладоге, где каждую ночь ложилась с ним. Ее руки поддерживали его, когда он истекал кровью на льду Ладоги. Она тогда могла отпустить его, могла вручить его Богу. Бог определенно взывал к нему. Но она этого не сделала. А поскольку не сделала, то оказалась здесь, в Америке, раздумывая, что с ней будет дальше. И в этот важный момент она понимала, что от ее решения зависит, каким путем пойдет ее жизнь. Один путь был простым и ясным. А другой – темным и исполненным сомнений. Остаться означало принять добро. Уехать означало объять непостижимое. Остаться означало, что его жертва была не напрасна. Уехать означало ввергнуться в смерть. Могла ли она принять жизнь без него? Могла ли она представить жизнь без него? Может быть, не сейчас, но могла бы она представить себя через десять лет, через двадцать, через пятьдесят? Могла бы она представить себя в семьдесят лет без него, замужем за Эдвардом, с детьми от Эдварда, сидящей с Эдвардом за длинным столом? Медный всадник будет преследовать ее до могилы. Она это чувствовала. До бесконечности, день и ночь, в час печали, в минуту слабости, в темноте, при свете дня, по всей Америке он будет гнаться за ней вдогонку точно так же, как безжалостно гнался за ней последние тысячу сто дней, последние тысячу сто ночей. Сколько еще таких дней отпущено Татьяне? Сколько еще отпущено Медному всаднику? Орбели – это ли не доказательство того, что, где бы ни был Александр, в самые свои тяжелые времена он будет звать ее? |