Книга Леди с дурной репутацией, страница 111 – Тереза Ромейн

— Конечно, не пропускает, потому что ты сказала ей, что не можешь жить без лекарства.

Когда герцогиня повернула голову и взглянула в его сторону, Джордж заметил в ее глазах призрачный укор.

— Да, не могу: так легче проходят дни. Они все одинаковые, я с трудом их различаю.

Скорее всего, это правда. Что положило начало ухудшению ее здоровья, он не знал: возможно, всего лишь напряжение мышц спины или дрожь в лодыжках, — но болезнь приковала ее к месту, лишив обычной каждодневной деятельности, а пустоту надо было чем-то заполнять.

Джордж это понимал, потому что сам заполнил такое количество пустот ночами, переходившими в утро, крепкой выпивкой, а когда остановился, поняв, что состояние здоровья матери становится угрожающим, то не мог сообразить, что делать с брешами в собственной жизни. Ему казалось, что никогда не сможет заполнить их.

Джордж выплыл только благодаря первому из своих неудачных экспериментов по созданию изображений с помощью света и химикатов. Когда отец попросил его вернуться в Ардмор-хаус, он сделал это даже с радостью: кто-то нуждался в нем. Это всегда прекрасно поначалу, до тех пор, пока ты не обнаружишь, что до тебя вообще-то никому нет дела.

— Ты же герцогиня, — сказал он, наконец, — а значит, имеешь право проводить время как хочешь.

— Когда-то я тоже так думала, но вот таким образом легче.

Джордж не мог контролировать, что она делает все время, в особенности если учесть, что представлять себя миру — или даже выживать в нем — противоречит ее наклонностям. Он это знал, но все равно отказался от собственного жилья и поменял свою жизнь, чтобы попытаться помочь ей.

Джордж не стал жалеть об этом. Он действительно помог, хотя себе, возможно, больше, чем матери. Никто не стал бы отрицать, что он изменился в лучшую сторону — и физически, и с точки зрения финансов — по сравнению с теми временами, когда снискал себе славу прожигателя жизни и повесы.

И герцогиня выжила. Вот, пожалуй, и все, о чем он мог отозваться добрыми словами. С тех пор все пошло своим чередом. Сейчас это больше походило на контроль, но… Разве взрослая дама, герцогиня заслуживала, чтобы ее бранили или за ней шпионили — даже те, кто ее любил?

Это непростой вопрос, но Джордж чувствовал, что ответ на него скорее «нет». Если отец позволял себе рушить их финансы своим пристрастием к картам, то матери должно быть позволено рушить здоровье употреблением опиума, но ему, тем не менее, не хотелось становиться частью их саморазрушения. Ни за что!

— Ты никогда даже не пыталась бороться ради нас, — заметил Джордж, не ожидая от нее ответа. — Ради мужа и детей. Ты сдалась опиуму.

Секундная ясность в ее глазах затуманилась, и она опять опустила веки:

— Это все карты. И твой отец. Если бы я не давала отпор, меня бы никогда не побили.

— Чушь! — возразил Джордж. — Если не даешь отпор, тебя будут бить постоянно.

А почему Джордж сам не сопротивлялся воле отца? Почему позволил ему игнорировать потребности семьи и годами вел себя как невидимка?

Он задумался о будущем. Чего ему действительно хочется добиться, на что хватит сил, помимо этого дела и проклятой тонтины? Он бросился как в омут с головой в план Касс, потому что его можно было осуществлять; все-таки причина не чувствовать себя никчемным, как тот, кто бесцельно тратит время и ненавидит себя за это. Даст Бог, он переживет своего отца и станет следующим герцогом Ардмором, но уже не было сил ждать того дня, чтобы стать более значимой личностью, чем потребитель тканей, чая и роскошных сливочных соусов у Антуана.