Книга На краю любви, страница 118 – Елена Арсеньева

– Да, – сказала Ася, сама себя не слыша. – Конечно. Как-нибудь…

От усталости и разочарования она еле шевелила губами. Погладила Леху по руке на прощанье и зашагала в жилуху, непривычно волоча ноги.

Открыла свою дверь, вошла в темную каморку, где едва заметно мерцал огонечек лампадки у потускневшей от времени иконы Спасителя; осторожно зажгла от лампадки свечу в оловянном, закапанном воском подсвечнике, слабо улыбнувшись, когда лик Спасителя внезапно осветился и прекрасные глаза взглянули на нее то ли сурово, то ли милостиво, повернулась – да и обмерла, увидев… Лику.

Лика лежала на полу, поверх немудреных Асиных пожитков, почему-то разбросанных по всей комнате, поверх листов бумаги: исписанных ролями, чистых… Пресловутое красное платье смялось, задралось. Глаза были открыты, в них отражалось пламя свечи, и Ася наконец поняла, что Лика мертва… убита: под левой грудью торчали большие портновские ножницы.

* * *

Ася не понимала, сколько времени простояла неподвижно, не в силах даже руку поднять, чтобы осенить себя крестным знамением, как вдруг за окном мелькнула неясная фигура, а потом к стеклу прильнуло белое пятно лица. На мгновение Ася словно бы провалилась в беспамятство, но легкий стук в стекло заставил ее очнуться и догадаться, что к стеклу с другой стороны прижался Леха.

Она слабо кивнула; Леха тоже кивнул в ответ, потом отпрянул – и что-то темное, непроницаемое заслонило стекло. Ася поняла, что Леха закрыл его снаружи старой пристановкой, краски на которой уже вылиняли и невозможно было понять, в каком спектакле она использовалась. Такими пристановками заслоняли окна во время дождей, чтобы стекла, которые стоили дорого, не побило градом (а им частенько разражались небеса!) или сбитыми с деревьев ветками. Да и вообще, не всякому было охота, чтобы на него пялился со двора любой встречный-поперечный по вечерам, когда в каморах горели свечи. Ася обычно тоже заслоняла стекло пристановкой, а нынче забыла – видно, от усталости. Хорошо, что Леха вспомнил.

Через несколько минут в коридоре жилухи затопали шаги. Ася, хоть и не сомневалась, что это спешит Леха, обмерла от страха: а вдруг возвращается тот, кто убил Лику?!

Хромоног вбежал… замер было, перекрестился, глядя на мертвое тело. Ася наконец вышла из оцепенения и перекрестилась тоже, едва не выронив при этом подсвечник.

– Это не я, – пролепетала. – Не я!

– С ума сошла, – буркнул Леха, проводя ладонью над мертвым лицом и закрывая Лике глаза. Зажег еще одну свечу, поднял повыше, осматриваясь: – Конечно, не ты! Разве не видишь, что ее не здесь убили?

– Не здесь?! Почему ты так думаешь? – вытаращилась Ася.

– Посвети. Крови нет на твоих вещах, на которых она лежит. А это что?

Леха наклонился над Ликой как можно ниже, подставив под свечу ладонь, чтобы на одежду мертвой не капал воск.

– Твои ножницы? Точно. Их уже здесь воткнули в ту рану, от которой бедняжка еще раньше умерла. Понятно… хотят, чтобы на тебя подумали… – проговорил он задумчиво и вдруг вскрикнул: – А твои бумаги? Они на месте?

Ася еле сдержала крик ужаса. Пала на колени, стараясь не коснуться Лики, заглянула под топчан, отвела полоску коры с внешней стороны горбыля, нащупала заветный сверток, вытащила его.

– На месте, – облегченно вздохнула, выбираясь из-под кровати.