Книга На краю любви, страница 75 – Елена Арсеньева

Словом, это была очередная незамысловатая «комедия ошибок», которые так часто составляют основу водевилей, и Леха потихоньку мурлыкал свои финальные куплеты (довольно-таки entre nous soit dit^[77], корявые!):

В эту самую минуту Хромоног вдруг услышал женский крик, да такой громкий, такой пронзительный, исполненный такого ужаса, что у него мурашки по спине побежали. Перепугался Леха именно потому, что решил: не иначе какая-то баба сорвалась в Дубовый овраг, потому что крик доносился как раз с той стороны. Мигом соскочил с дрожек, закинул вожжи на ветку ближайшего дуба и напрямик ломанул через кусты. Вывалился из леса – и обмер от страха: на краю обрыва лежала, свесившись вниз, девушка в испачканном грязью синем платье и кричала, звала кого-то:

– Ульян! Федор Иванович! Господин Данилов! Ульян! Где вы, где вы?!

Свесилась незнакомка слишком сильно: вот-вот край обрыва, подмытого недавним дождем, сползет вниз, увлекая ее за собой, поэтому Леха кинулся вперед, бесцеремонно схватил девушку, отшвырнул подальше и глянул вниз.

По течению Дуболомки уплывало тело какого-то мужчины в распахнутом коротком зипуне и плисовых штанах, а впереди него волны размывали груду валежника, которая, очевидно, тоже свалилась с обрыва.

За спиной послышался какой-то шум, и Леха резко обернулся – как раз вовремя, чтобы успеть перехватить девушку, которая снова ринулась к обрыву, причитая сорванным голосом:

– Федор Иванович! Господин Данилов! Ульян!..

– Успокойся, – взмолился Леха, прижимая ее к себе и оттаскивая подальше от опасного края. – Поздно. Этот человек мертв. Простись с ним. Ты ничем не можешь ему помочь. Это твой слуга, что ли? Али кто он?

– Это слуга и друг моего мужа, – с трудом выговорила девушка, поднимая голову. – А мой муж… его тоже сбросили с этого обрыва, только раньше. Ульян лежал на самом краю, засыпанный валежником… я хотела вытащить его, но не смогла, он сорвался вниз, в овраг!

Незнакомка забилась в руках Лехи, отчаянно всхлипывая, а он только и мог, что держать ее покрепче. И вдруг до него дошло, что никакая это не незнакомка. Именно ее вез Леха Хромоног с Сенной площади на Ильинку несколько дней назад!

Тогда в театре случился простой – никаких сборов, а время везти оброк госпоже Шикаморе приближалось. Вот Леха, чтобы не проштрафиться, и подрядился на несколько дней в извоз, в конюшни Скурлатова. Как и многие другие извозчики, он стоял на Сенной, ожидая прибытия дилижанса. Тогда и села к нему милая барышня: несколько худосочненькая, на его взгляд, зато с такими чудесными серыми глазами, что Леха не отрывал бы от них взгляда, когда бы не вынужден был сидеть спиной к своей пассажирке. Имя у барышни тоже оказалось удивительно красивым: Анастасия Васильевна Хворостинина. Леха отлично помнил, что доставил ее на Ильинку, а потом дама, встретившая Анастасию Васильевну, потребовала отправляться на Рождественку.

Леха сразу почуял недоброе! На Рождественке, в трактире «Попугай!», служил половым троюродный брат Ванюшка, и он немало чего порассказал Лехе о нравах, царивших здесь. Посетители трактира вовсю трепали языками о том, как они развлекались в близлежащем блудилище. Братан^[78]даже показал Лехе этот невысокий деревянный дом, над которым возвышался двухэтажный каменный пристрой с «аннушками». Блудилищем заправляла хитрющая «мадама», которая никогда не жалела хабара для полицейских чинов, чтоб ее не таскали в кутузку за мерзкое ремесло. И когда именно перед этим домом Лехе приказали остановиться, он сообразил, что сероглазая Анастасия Васильевна вот-вот угодит в сети «мадамы», которая притворялась этакой добренькой, а на самом деле была сущей людоедицей.