Книга На краю любви, страница 72 – Елена Арсеньева

Поль сделал движение, словно выхватил шпагу, и направил воображаемое «острие» на Бурбона:

– Извольте обращаться любезно с мамзель Аннетой!

– Выгоню! – взревел Бурбон, который ненавидел этого признанного красавчика, поскольку самому-то приходилось злоупотреблять гримом, чтобы сделаться мало-мальски пригляднее, а внешности Поля даже приклеенный нос в водевиле «Турецкая султанша, или Верная жена» не вредил.

– Да на здоровье! – сделал Поль столь опасный passe^[71]воображаемой шпагой, что Бурбон отпрянул и едва не упал навзничь. – Меня, кстати, не вы нанимали, а господин Кукушечкин. Вряд ли он поблагодарит вас за то, что «первый любовник» вашими стараниями ушел к Антоныч-Рудковскому. Уверен: после этого мсье Кукушечкин сделает вашу физиономию еще неприглядней.

Антоныч-Рудковским звали антрепренера городского Публичного театра, и всем было известно, что его «первый любовник» недавно покинул труппу, решив поискать счастья в Москве. И появление Антоныч-Рудковского на двух последних спектаклях Водевильного театра лишь подтверждало его интерес к Полю.

А тот продолжал грозиться:

– Но Аннеточку я вам не оставлю: заберу с собой. Там, правда, не переписчица, но хорошая швея нужна, да у нее все в руках горит. Вечно кружева кому-нибудь штопает да юбки подшивает.

В самом деле: переписчица оказалась умелой швеей и никогда не отказывала помочь, если надо было починить изношенный камзол или платье. Крепостные актерки, в городе быстро забывшие, как барыня секла их за нерадивость и лень или сажала со связанными руками, подперев горло рогатиной, были счастливы, когда получали возможность хоть кем-то помыкать. Свободные барышни тоже делали вид, будто никогда в руках иглу не держали.

– Ну, пока мсье Поль еще нас не покинул и не забрал с собой эту непревзойденную мастерицу, пусть она разберет для меня свои каракули, а то я ни слова не могу прочитать! – с брезгливым выражением перебирая странички роли, воскликнула госпожа Мокрова (та самая, что на афишах значилась Маркизовой), желая подольститься к Бурбону.

– Извольте, сударыня, – кивнула переписчица, подходя к Маркизовой, которая играла Лизу. Заглянула в ее листки. – Ваш выход в четвертом явлении. Начинаете после реплики капитана Весельчакова: «Да тише ты! За дверью стоят! Кто там?»

Она приглашающе взглянула на Поля, который исполнял роль этого самого капитана Весельчакова, и тот скорчил страшную рожу, подавая свою реплику:

– Да тише ты! За дверью стоят! Кто там?

– Ах, простите! – прочла Аня реплику Маркизовой. – Я думала здесь живет господин адвокат Перов…

– Здесь, здесь! Он живет здесь! – воодушевленно вскричал Поль (Весельчаков). И так заиграл глазами, обращая взор к Ане, что девушка покраснела и пробормотала запинаясь, словно собственного почерка разобрать не могла:

– Ах, я думала, что ошиблась дверью, увидев военного…

– Ну, довольно, я уже поняла, что написано! – вскричала госпожа Маркизова и вырвала у Ани листки, не в силах более наблюдать огонь в прекрасных глазах Поля – огонь, направленный на переписчицу, а не на ведущую актрису труппы!

Аня повернулась, чтобы уйти.

Глаза Поля погасли, и он подал следующую реплику довольно унылым голосом:

– Я тоже жду приема у адвоката, не тревожьтесь, сударыня. Надеюсь, он скоро придет!

– Здесь ремарка^[72]: «Придвигает Лизе кресло», – подсказал Бурбон, глядя в свои странички. – Что ж ты столбом стоишь, Пашка?