Книга Бандит Ноубл Солт, страница 107 – Эми Хармон

– Про Этель? Но почему?

– Потому что… Мистер Сандэнс сравнил меня с ней. И намекнул, что у вас с ней… была какая-то связь. Ему это явно не нравилось.

– Мистер Сандэнс. – Он тихо усмехнулся. – Неплохо звучит. Ему бы это пришлось по душе. Но я ведь уже обо всем рассказал вам с Гасом. У него было нечто стоящее. И да, Гарри Лонгбау сволочь, но не дурак. Он знает, что натворил.

– Где она?

– В Сан-Франциско, как я слышал. Она была хорошенькой девушкой, у которой ничего не было за душой, кроме милого личика и неплохого голоса. Она умела петь – правда, и близко не так, как вы. Сандэнс встретил ее у мисс Фанни, которая держала бордель в Сан-Антонио. И она в него влюбилась без памяти. Не знаю почему. Наверное, так оно всегда и бывает.

– Вы любили ее?

Он поднял голову и взглянул на нее сверху вниз с легкой улыбкой:

– Конечно, любил. Я с этой девчонкой столько лет провел рядом. Пытался приглядывать за ней, оберегал. Но ей не я был нужен. Ей был нужен Сандэнс. И он ее любил. Безумно. Он безумно любил ее… Вот только кончилось все это плохо. Чертов идиот.

– Вы были в нее влюблены?

Он снова опустил голову на подушку и затих, глядя в потолок, словно старательно подбирал слова.

– Я хочу ответить честно, но не хочу вас отпугнуть.

– Думаете, мне есть до этого дело? – резко спросила она. Колючим тоном, ощетинившись, словно кактус, с которым он ее однажды сравнил. – Я здесь ни при чем.

– Вы здесь очень даже при чем. А мне не хочется, чтобы вы от меня сбежали.

– Я? Сбежала? Куда мне бежать, Ноубл Солт? Куда мне от вас бежать? Разве вы еще не заметили, что мне бежать некуда? А на вопрос вы так и не ответили.

– Порой… Мы в кого-то влюбляемся. И неважно, насколько это разумно. Неважно, каков наш избранник с виду и что успел натворить. Мы просто попадаемся на крючок, и нам уже не сорваться.

– С ней вы попались на крючок? – Боль внутри усилилась.

– Не-а. Но ровно так Этель влюбилась в Сандэнса. Она любила его до безумия. А он ее просто любил. Когда хотел, тогда и любил. Но даже при этом она все равно продолжала бы его любить.

– И все же разлюбила?

– Она испугалась. У нее было предчувствие, что он умрет, что ей придется быть с ним, пока он умирает. А этого она снести не могла. Мне кажется, она так за него боялась, что этот страх пересилил.

– И она просто… ушла? – Джейн вдруг почувствовала, что восхищается этой женщиной, а ревность растаяла, как последняя нота песни. – Как смело. Как потрясающе… смело, – прошептала она.

Ноубл кашлянул, словно собираясь с духом:

– Вы когда-нибудь любили кого-то так сильно, что вас не тревожило, любит вас этот человек или нет? Если бы он ушел, вы просто пошли бы следом. Пошли бы за ним по горячим углям, с радостью, лишь бы ему было хорошо?

– Такова моя любовь к Огастесу.

Он кивнул, и ей вдруг показалось, что он вот-вот заплачет. Он нахмурился, а его глубокие глаза словно засияли еще ярче.

– Так Этель любила Сандэнса. Вы не мое дитя, Джейн Туссейнт, но я люблю вас точно так же. Я как будто звезду проглотил или молнию, и теперь у меня все внутри светится.

Она охнула, и на мгновение свет, о котором он сказал, ослепил ее. Ошеломил. И она лишь молча смотрела на него.

– Ноубл Солт. Немедленно прекратите это, – проговорила он едва слышным шепотом.

– Не знаю, когда это случилось. Может, когда вы вышли на сцену и стали петь. Может, когда надели то старое голубое платье в гостинице, когда Огастес болел. Или когда обнимали его, хотя устали так, что на ногах не держались. Может, всему виной был поцелуй, который вы мне тогда подарили. Но этого хватило. Забавно вышло, если уж начистоту. Я всю жизнь прожил, не чувствуя ничего подобного, но едва оказался рядом с вами, как дело было сделано. С тех пор я только о вас и думал.