Книга Бандит Ноубл Солт, страница 117 – Эми Хармон

– Но через несколько месяцев он вернулся, и мои… желания никто не принял в расчет. Я рассказала Оливеру, что он сделал, но Оливер не захотел мне поверить… И не поверил. Он позволял это. Раз за разом. Сопротивляться не имело смысла. Мне некуда было идти. А ему больше всего нравилась моя боль. Когда я забеременела Огастесом, то пришла в ужас, но какая-то часть меня была счастлива. Потому что у меня появилось доказательство. Я думала, что теперь Оливер мне поверит.

– Сколько это длилось?

– Когда родился Огастес, мне было девятнадцать.

Два года. Два года в аду.

– Я никому не сказала. Меня не тошнило. Я даже сумела убедить себя, что это неправда. Я скрывала все целых пять месяцев. Тогда я как раз получила главную роль в «Кармен», в Опера Гарнье. Моя жизнь была полна тревоги и гнева – то, что нужно для роли. Я стала звездой, и Оливер был счастлив. На сцену я выходила в платье с пышной юбкой, с завышенной талией. Поначалу я почти не поправилась, но это был лишь вопрос времени. Костюмер обо всем рассказал Оливеру, а тот сообщил лорду Эшли, что я беременна.

Она замолчала, и он решил было, что больше ничего не узнает, что ему придется самому, по мере сил, заполнять пробелы. Он коснулся ее пальцев, по-прежнему цеплявшихся за его рубашку, погладил их, вынуждая расслабиться, выпустить ткань. Она так и сделала.

– Не знаю, чего Оливер хотел этим добиться. Я не вышла бы за него, а лорд Эшли никогда не женился бы на мне. Ведь я была уличной девчонкой. Циркачкой. Так что он расхохотался и сказал Оливеру, что ребенок не его. И Оливер уговорил меня отдать ребенка на усыновление. Но… когда Огастес родился, сразу стало ясно, что из-за его уродства его никто не усыновит. Что он, как и я, окажется в приюте, вот только ему там будет хуже, чем мне. Но я… полюбила его. Он был мой.

Она снова начала задыхаться, и он решил, что она вот-вот вырвется из его объятий. Тогда он принялся успокаивать ее, словно нервную лошадку, шикая, уговаривая, гладя:

– Тсс, Джейн, тсс. У нас есть время. У нас есть время, голубка. Все будет хорошо.

Она задышала ровнее, словно худшее уже осталось позади, хотя на самом деле это было не так. Совершенно не так.

– Я попросила Оливера жениться на мне. Чтобы у Огастеса были имя и дом. И обещала, что, если он мне поможет, я стану лучшим сопрано в мире. И лучшей в мире матерью. Мы с ним заключили договор. Он сумел удержать при себе свою звезду.

– Разве Оливер не хотел на вас жениться? Огастес сказал мне, что он вас любил.

– Я… не привлекала… Оливера. Он был много старше. Скорее он был мне отцом, хотя и не лучшим. Если он и любил меня, то ничего плотского в этой любви не было. Он любил мой голос. Любил музыку. И ему нравилось, что он всегда имел ко мне доступ.

– А Уэртог?

– Какое-то время он держался на расстоянии. Он много раз надолго исчезал. Но рано или поздно возвращался. Каждый раз, когда я получала новую роль, он снова был мною одержим. А Оливер делал вид, что ничего не замечает. Так было до самого конца. Думаю, перед смертью Оливер рассказал старой леди Туссейнт про Огастеса. Он болел, и совесть взяла верх. На поминках леди Туссейнт говорила с Огастесом. Поэтому я и решила, что она обо всем узнала. Но я в этом не уверена. А теперь и ее тоже нет. Она умерла четыре месяца назад.