Книга Бандит Ноубл Солт, страница 118 – Эми Хармон

Бутч выругался. Она снова вцепилась в его рубашку. Тогда он постарался последовать своему же совету и глубоко вдохнул, стараясь не утратить присутствие духа:

– Почему Оливер вас не защитил?

– Не знаю. Потому что Эшли – граф? Потому что Оливер не хотел лишиться его поддержки? Консерватория всегда стояла для него на первом месте.

У него не было слов. От беспомощности у него ревело в ушах, а руки тряслись, но Джейн все продолжала говорить:

– Я научилась предугадывать его появления и терпеть их. Мне нужно было растить ребенка. Он приходил не слишком часто…

Годами. Это длилось годами.

– Когда Оливер умер, я поклялась себе, что этого больше не будет. У меня уже были спланированы гастроли. Почти за все было заплачено. Лорд Эшли никогда не вмешивался в дела Консерватории. Она была делом жизни Оливера, хотя и существовала на деньги графа. Я думала, что после смерти Оливера Консерватория тоже погибнет. Большая часть моего заработка уходила на ее содержание, и потому меня не тревожило, что мои гастроли частично оплачены ею. Я сделала все, что только могла, чтобы подготовиться. Я думала, что, если уеду достаточно далеко, лорд Эшли оставит меня в покое. Отпустит меня. Найдет для своих игрищ другую женщину. Но в завещании его матери было что-то такое, что его очень огорчило. Три месяца назад он явился ко мне и потребовал, чтобы я с ним поговорила. После его ухода я сменила замки, но Люк продолжал его впускать. Я уволила Люка, перестала ему платить, но вместо меня ему начал платить граф, и Люк никуда не делся. Я терпела это лишь потому, что в доме был Огастес. Терпела и строила планы. Потом он исчез.

– Вы забеременели. Снова.

– Да. У меня случилась задержка. И я все поняла. А доктор Моро подтвердил.

– Доктор Моро? – ахнул он.

– Да. Он не болтун. И он много лет лечил Огастеса. Я знала, что доктор Моро ни о чем не расскажет лорду Эшли. Хотя Люк обо всем ему докладывал. Обо всех моих делах, обо всех, с кем я виделась.

Он вспомнил день, когда они снова встретились, вспомнил, какой встревоженной, какой отчаявшейся она ему показалась, и все кусочки мозаики словно встали по местам. Казалось, это было целую вечность тому назад.

– Но потом я встретила вас. Прямо там, в Париже. Вы стояли, сняв шляпу, и смотрели на меня так, словно услышали мои молитвы. И я решила… что, быть может, и это тоже переживу.

– Вы это переживете, голубка. Обещаю. – И он поклялся себе, что так и будет, и он все для этого сделает.

– Но он поехал за мной. Я уверена, что он рано или поздно узнает, кто вы такой. – Теперь ее голос, впервые за весь этот вечер, звучал испуганно. – Я не знаю, что делать, Ноубл. Не знаю, куда идти. Нам нужно спрятаться. Но разве можно спрятать Огастеса?

* * *

– Разве можно спрятать Огастеса? – причитала его мать; слова звучали приглушенно, и все-таки он ясно услышал.

Огастес знал, что ему нужно было постучаться, но Эмма очень старалась удержать его внизу, а он не хотел навлечь на себя неприятности. Он проиграл в покер все свои конфеты, едва притронулся к ужину, а когда объявил, что устал и хочет спать, Эмма начала стелить ему на диване в гостиной. В этот момент у него в голове взвыла сирена. Он не ляжет спать, не повидавшись с мамой.

Он поднялся по лестнице, сославшись на то, что ему нужно умыться и переодеться перед сном. Эмма крикнула ему вдогонку: