Книга Бандит Ноубл Солт, страница 136 – Эми Хармон

– Что вы делаете, голубка?

Голос его звучал нежно, глаза были закрыты, словно ему не хотелось, чтобы она его видела. Она мгновенно насторожилась, напряглась, ощущая, что все не так, но он обнял ее и привлек к себе.

– Я не прошу вас останавливаться. Я просто спросил… что вы делаете.

– Мне нравится вас целовать.

– Мне тоже нравится вас целовать. Но это другое. И потому я спрашиваю, нравится ли вам и это? – И он одним долгим движением провел рукой по ее волосам, а потом вниз по спине, возвращаясь назад, туда, куда она положила его руки.

В ней боролись пламя и лед. Ей хотелось бежать. И хотелось остаться.

– Прошу, прикоснитесь ко мне, – сказала она, и жар, разливавшийся по ее телу, обратился смущением.

Он поцеловал ее, словно уговаривая, нежно, настойчиво, и наконец – благодарение небесам – перехватил инициативу. Когда она прижалась к нему всем телом, он осторожно коснулся ее своими широкими ладонями, лаская, сжимая, и внутри у нее все снова свилось в тугой узел, а страх отступил, и стыд отступил вместе с ним. Но она вдруг испугалась, что это новое, восхитительное желание покинет ее и его сменят ужас и отвращение.

Она впилась губами ему в горло, куснула мочки ушей, желая оказаться еще ближе к нему и одновременно прогнать его прочь. Эта двойственность снедала ее изнутри, но, когда он вновь коснулся губами ее губ, она приняла поцелуй, приникла к его рту, жадно ища его язык. Он поддавался ей, отвечая сладостью на яд, нежностью на жестокость. Она кусала его до крови, но он не отстранялся, лишь обхватил ладонями ее лицо, погладил большими пальцами щеки, прошептал ее имя:

– Джейн. Голубка. Моя милая Джейн.

– Вы должны мне помочь, – выдохнула она, чуть не плача. Она словно распадалась на части.

– Берите все, что вам хочется, – отвечал он, но его тело твердело, предвкушая, и она прижималась к нему, одновременно и злясь, и возбуждаясь.

Когда она схватилась за его ремень, рванула пуговицы, он все расстегнул сам, отдавая ее пальцам свою ничем не прикрытую кожу, ее губам – свое сердце. Но она по-прежнему оставляла на его теле раны, пытаясь любить и стремясь пометить, не понимая ни себя саму, ни желание, бившееся у нее в висках и в животе.

– Прикоснитесь ко мне! – снова взмолилась она, не узнавая собственный голос. В нем звучали ужас и пустота, растерянность и жестокость.

Он даже не шевельнулся. Он по-прежнему прижимал ее к себе, и ей вдруг показалось, что его ладони, так и лежавшие у нее на спине, держат в узде ее ярость.

Она вжалась лицом в ложбинку у основания его шеи, скользнула руками к его бедрам, решив встретить то, чего больше всего боялась, отделить страсть от боли, соитие от принуждения. Он задержал дыхание, но не шелохнулся, позволяя ей самой искать верный путь.

Страх и ярость расцвели ярким цветом и породили ужасный плод. Она оттолкнула его, отскочила, застонала от стыда и отвращения, сжав кулаки, прижимая их к глазам. Она чувствовала сухой запах его кожи, и тело ее горело, но она не понимала, что с ней происходит, и от этого снова застонала:

– Я не этого хочу. Я ведь сказала вам. Сказала, что поцелуев не будет. И все равно мы с вами цепляемся друг за друга, как животные. Я не этого хочу.

Она ошеломила его, но он не стал возражать.

– Хорошо, голубка, – тихо сказал он, но, когда она велела ему: «Убирайтесь вон!» – он сжал зубы, а во взгляде его голубых глаз не осталось ни нежности, ни доброты.