Книга Бандит Ноубл Солт, страница 54 – Эми Хармон

Да, все так и было, но лавка в тот день уже закрылась, а ему нужен был комбинезон, и он не мог пропустить из-за этого полдня работы. Он оставил записку, написал свое имя и пообещал заплатить за комбинезон, когда вернется за покупками через неделю. И заплатил, как и обещал, но прежде Па его выпорол, хотя он и рассказал, как было дело. А еще мистер Вудард подал в суд, и шериф с заместителями явились на ферму к Паркерам и арестовали его при всех братишках и сестренках, на глазах у матери, словно он перестрелял кучу народу. Судья, конечно, закрыл дело, но Бутч с тех пор невзлюбил представителей власти.

Ему никогда не забыть неудовольствия в глазах Па, когда он спустя шесть лет снова попался. И слез, которые выплакала его мать, когда он оседлал коня и уехал, зная, что, если останется, всегда будет грязным бедняком, разочаровавшим и себя, и всех, кто только взглянет в его сторону, самым жалким из всех старших братьев в родной долине.

Он родился в прекрасной долине – всюду вокруг высились лиловые горы, а между ними тянулись широкие, заросшие цветами луга, через которые текли ручьи и речушки. Сильнее всего он скучал теперь по матери и по родным местам. Он скучал по ним даже сильнее, чем по отцу, братьям и сестрам. Царившая там тишина успокаивала его, усмиряла тягу к странствиям.

Жаль, что долину нельзя было взять с собой.

Можно брать с собой людей. И вещи. Но не места. Если любишь землю, придется на ней осесть. Но он не был готов осесть даже в долине, где его сердце пело, а сладкий ветер ласкал лицо.

И все же он скоро ее увидит.

Когда он вышел на верхнюю палубу, навстречу ему рванулись морской воздух и солнечный свет, и восторг снова поднялся волной у него в груди, обжег горло. В голове закрутились слова, подобные обрывкам молитв, но он решил не вытаскивать свою книжечку. Скоро дадут гудок. Он хотел услышать его, стоя у ограждения.

Какое-то время у него ушло на то, чтобы сориентироваться, найти дорогу на верхнюю палубу. Лайнер был огромным и несравнимо более роскошным, чем все корабли, на которых Бутч путешествовал в жизни. От него пахло новизной – деревом, штукатуркой, свежей краской. В Боливию они добирались на ископаемом пароходе, где им с Сандэнсом досталась одна на двоих койка в каюте третьего класса. Сандэнс проспал больше, чем полагавшаяся ему по всей честности половина пути, и Бутч был вынужден слоняться по палубе. Вторую койку занимала Этель, и Бутч порой просто не мог попасть в свою каюту – его попутчики запирали дверь изнутри.

Заметив наконец Джейн и Гаса, он вновь потрясенно замер. Оба, и мать, и сын, стояли к нему спиной, одетые в белое, хотя путешествовать в белом не слишком практично. Бутч не знал, высок ли Огастес для своего возраста или, наоборот, слишком мал, но со спины он выглядел как любой хорошо одетый маленький джентльмен. У ограждения рядом с ними никого не было. Пробел футов в шесть отделял Огастеса от ближайшего махавшего провожающим пассажира. Да, они и вправду казались странной парой – женщина изумительной красоты, пусть даже на голове у нее и сидела шляпа, чем-то походившая на мухомор, и мальчик с лицом, которое до конца жизни будет для него источником страданий. Лицо Огастеса ошеломляло, и Бутч задумался, будет ли он всякий раз внутренне вздрагивать, увидев его, или со временем привыкнет и перестанет замечать, как перестал замечать лицо матери или отца, да даже собственное отражение.