Книга Забыть о девочках, страница 41 – Жаклин Баблиц

Под утро Рут все-таки погружается в сон, но его почти сразу прерывает звонок матери – она сейчас в Европе. Когда Рут намекает на разницу во времени, Синтия смущенно извиняется.

– Прости, дорогая. – Голос, доносящийся из приморской деревушки на Итальянской Ривьере, еле слышен в телефоне. – Я знаю, что ты работаешь допоздна, и не хотела тебя будить. Просто все время путаюсь в этих часовых поясах.

В этих часовых поясах… Их всего два. Рут старается не закатывать глаза, хоть мама сейчас и не увидит.

– Ладно, мам, – говорит она. – Я все равно не спала.

– А почему ты не спишь в такую рань?

Несмотря на помехи на линии, Рут слышит, как меняется ее тон. От внезапного прилива беспокойства слова звучат резче и вопрос больше похож на обвинение. Синтия в своем репертуаре – боится спросить в лоб, не случилось ли чего.

Рут прибегает к обычному оправданию – «выводила Ресслера» – и быстро меняет тему: спрашивает мать, что вкусненького она попробовала. Притворяется, что от этих рассказов у нее текут слюнки, хотя на самом деле желудок уже настолько ссохся, что она не помнит, когда по-настоящему наслаждалась едой.

В конце разговора Синтия еще раз приглашает дочь провести у нее лето, а Рут еще раз обещает подумать над предложением. Очередная ложь, которая по счету – и не упомнить.

Проходит немногим больше часа, и уже в более приличное время – в половину восьмого – звонит Джо:

– Проверка связи, детеныш.

Причину Рут понимает сразу.

– Что тебе сказал Оуэн?

– Что ты взяла отпуск и куда-то собралась, – без промедления отвечает Джо. – С чего это вдруг?

– Думала, заеду завтра к вам с Гидеоном и сама все объясню. Но честно говоря, беспокоиться не о чем.

Им обоим известно, что последнее предложение она уже озвучивала. В те времена это была самая большая ее ложь.

Хоть она и любит находить связи между событиями в жизни других людей, большая часть собственных воспоминаний Рут похожа на яркие, красочные открытки без надписей на обороте.

Есть факты, которые можно расположить в правильном порядке. Например, переезд из Хобена в Нью-Йорк за несколько месяцев до того, как ей исполнилось восемь. Она помнит ковер на полу в мюзик-холле «Радио-Сити», куда родители водили ее на рождественский спектакль в первую зиму в этом городе. Помнит, как ела бургеры на Геральд-сквер после похода в «Мейсис» вместе с дядей. Но не помнит, как звали учительницу в третьем классе. Помнит, как боялась, что Терпение и Стойкость – эти исполненные важности мраморные львы у входа в Нью-Йоркскую публичную библиотеку – внезапно оживут и явятся в Верхний Вест-Сайд в квартиру к дяде, но не помнит, куда родители ходили за продуктами в Морнингсайд-Хайтс. Или как она добиралась до школы, с кем сидела за одной партой и что обычно ела на ужин. В основу семьи родители положили забвение: после переезда в Нью-Йорк они старались не вспоминать прежнюю жизнь в Хобене, а вместе с ней забывались целые месяцы и даже годы.

Дядя Джо – единственный, кто помогал Рут заполнять пробелы в памяти. Но если он помогал вспомнить жизнь в Хобене, то еще лучше у него получалось помогать ее забыть. Джо превратил Нью-Йорк в игровую площадку; он превратил переезд в этот город в увлекательную игру. В компании дяди Рут было некогда думать о Бет и обо всем, что осталось в Коннектикуте. В Нью-Йорке дядя заново научил ее быть ребенком. И поверить в то, что мир не всегда опасен.