Книга Прежде чем ты узнаешь мое имя, страница 37 – Жаклин Баблиц

– Я не хочу говорить о ней. О… том, что произошло. Я больше не нуждаюсь в сочувствии.

– Я не думаю, что ты нуждаешься в сочувствии, Алиса.

– Конечно, думаешь. Разве не поэтому я здесь?

Слова звучат резче, чем я предполагала, но в этом обвинении есть доля правды.

Он убирает руку, садится, но не смеет на меня взглянуть – просто долго смотрит прямо перед собой, как будто разбирая мой комментарий слово за словом, прежде чем ответить. Когда он все-таки открывает рот, его голос звучит странно монотонно, как будто он читает заученные наизусть строки.

– Когда мне было одиннадцать, я видел, как моя мать умерла от рака. Точнее, я наблюдал, как она умирала от рака. Медленно. В течение трех дерьмовых лет. Никто никогда не спрашивал меня об этом. Я задал этот вопрос, потому что, если бы кто-то спросил меня тогда, мне стало бы легче. Я думал, что ты сможешь это понять.

Я смотрю на плечо мистера Джексона, легкое подергивание мышцы говорит о том, насколько он, должно быть, был шокирован моим ответом. Я хочу окунуться с головой в его слова, хочу спросить его обо всем и рассказать ему все. Я чувствую, как слова уже готовы сорваться с моего языка, но все мое тело протестует, словно хочет поскорее закончить этот разговор. Мое сердце бешено колотится; я чувствую собственный пульс в кончиках пальцах и знакомый металлический привкус во рту. Это вкус крови моей матери. Никто не знает, что я засунула пальцы в рот после того, как за ее мертвым телом пришли полицейские и судмедэксперты.

– Мне очень жаль. Я не люблю говорить об этом. О ней.

Это единственное, что я могу придумать в ответ на вздрагивание его плеча и вкус крови на моем языке.

Мистер Джексон все еще смотрит прямо перед собой и говорит так, словно мы едва знаем друг друга:

– Все в порядке, Алиса. Будь по-твоему.

– Хорошо.

Хорошо.

Все явно не хорошо, поэтому я поворачиваю его голову и крепко целую вместо того, чтобы спрашивать об одиннадцатилетнем мальчике и о том, что он видел. Я знаю, что мое молчание равносильно тому, как если бы я закрыла ему рот рукой, но сегодня вечером я не могу дать то, о чем он просит. Существуют разные способы потерять себя; есть способы помочь своему телу забыть о том, что оно пережило. Мистер Джексон должен был стать именно таким забвением, и я стараюсь цепляться за эту его версию так долго, как только могу.

Оглядываясь назад, он, вероятно, думает, что я так и не поняла, каково это – потерять человека, которого любил больше всего на свете.

Когда что-то настолько важное высказывают вслух, оно словно материализуется и ждет, когда вы снова назовете его имя. И неважно, как много сил вы потратите на то, чтобы пытаться игнорировать это что-то. Я как-то читала, что одно облако может весить как сто слонов. Эту тяжесть невозможно увидеть, но она все равно есть. Вот что происходит между мной и мистером Джексоном. Вчера я позировала для него и впервые почувствовала, что он не видит меня, на самом деле не смотрит на меня, когда передвигает мою руку или ногу более небрежно, чем я привыкла. Я решила, что он злится на меня, и я попыталась извиниться телом, потому что у меня снова не нашлось слов, чтобы сказать ему, как мне жаль. Прошлой ночью он заснул еще до того, как я вернулась из ванной, или только притворился спящим, даже когда я провела рукой по его спине и задержалась пальцами на его бедре.