Книга Прежде чем ты узнаешь мое имя, страница 38 – Жаклин Баблиц

Я хотела прижаться к его спине и сказать: «Расскажи мне. Расскажи о своей матери». Но история гибели моей матери грозила вот-вот вырваться из моего рта, отчего у меня загорелись щеки. Поэтому я убрала руку, и впервые мы спали спина к спине.

Этим утром я последовала за ним в душ. Я так сильно дрожала, что он притянул меня к себе, крепко обнял, и мы вместе стояли под струей горячей воды. Но как только мы вытерлись, он, пожелав мне хорошего дня, ушел. Он даже не сказал мне, куда направляется. С момента его ухода прошло несколько часов. Все это время я сидела на маленьком диване, уставившись на шкафы с книгами. Я чувствовала себя наполненной воспоминаниями, одержимой ими. Единственное, что оставалось делать – не двигаться. Ни шума, ни света. Если сконцентрируюсь достаточно сильно, смогу оттолкнуть эти мысли прочь. Наступили сумерки. Я пережила день, вытерпела резкость дневного света, и мои воспоминания превратились в скользкие, проносящиеся под поверхностью моих мыслей камни. Моя рука на ручке двери, желтая кухня, алая кровь на полу, половины прекрасного лица моей матери больше нет. Ни один образ не остается в моей голове надолго, если я остаюсь неподвижной, если не шевелюсь. Я все еще сижу, уставившись в стену, когда мистер Джексон наконец возвращается домой. Он тут же включает свет, отчего я подпрыгиваю на месте.

– Алиса? Ты в порядке?

Я пытаюсь кивнуть, но вместо этого на глаза наворачиваются слезы. Такие слезы, от которых искажается лицо. Слезы, которые не проливались с тех пор, как погибла моя мать.

– Куда ты ходил? – Вопрос звучит как вопль. – Ты мне не сказал. Куда ты ходил и почему оставил меня?

Теперь я рыдаю, дневной паралич сменяется усталостью от всех тех чувств, что я пыталась сдержать.

Мгновение мистер Джексон стоит на месте, наблюдая, как я плачу, затем подходит и садится рядом со мной. Он обнимает, и я прижимаюсь к нему.

– Мне очень жаль. Мне так жаль. Так жаль.

Я извиняюсь снова и снова, цепляясь за него, впиваясь ногтями в его плечи, пытаясь забраться под кожу, желая стать еще ближе. Разлука, пережитая за сегодняшний день, привела меня в ужас.

Мистер Джексон крепко обнимает меня, пока рыдания не прекращаются. Наконец истощенная и опустошенная, я чувствую, как он укачивает меня, как нежно прикасается ко мне и успокаивает, словно я ребенок.

– Я так скучаю по своей маме.

Мне сразу же хочется взять свои слова обратно, но я проталкиваю их сквозь боль в горле. Это физическая боль, острая, как нож, но слова продолжают литься. Я больше не хочу, чтобы мистер Джексон сердился на меня.

– Мы заботились друг о друге. Мы всегда были вместе. А без нее я даже не знаю, кто я теперь.

Мистер Джексон осторожно высвобождается из моих объятий.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спрашивает он, и я киваю.

– Может быть, даже целую бутылку.

Я жду, когда он вернется с кухни с бурбоном – почему-то я знала, что это будет именно бурбон. Он протягивает мне бутылку, и я морщусь, когда глотаю.

– Может, лучше налить тебе в стакан, малышка? – тихо смеется он.

Звук этого знакомого ласкового прозвища успокаивает. К тому времени, как мистер Джексон возвращается с кухни со стаканом, наполненным льдом, я восстанавливаю дыхание.

– У нас все было хорошо. Она нашла приличную работу, и мы прожили на одном месте целых два года. Два года тогда много значили. И он… он был в тюрьме за какую-то глупую провинность. Не знаю точно. Какое-то мелкое нарушение. Я никогда по-настоящему не пыталась понять, чем он занимался. Если только это не касалось моей матери.