Книга Прежде чем ты узнаешь мое имя, страница 39 – Жаклин Баблиц

– Он? – перебивает меня мистер Джексон. – Твой отец?

– Нет. Черт возьми, нет! – яростно качаю я головой. – Я не знаю, кто мой отец. Я говорю о Майке – последнем парне моей матери.

Воспоминание. Майк везет меня в школу, но едет слишком быстро. Ремня безопасности нет, и ухватиться мне не за что. Я впиваюсь пальцами в сиденье так, что ногти побелели, а он смеется надо мной, пока мы проносимся мимо других машин на дороге. Когда Майк нажимает на тормоз у знака «Стоп», он протягивает руку и кладет свою толстую ладонь мне на грудь.

– Расслабься, Алиса, – говорит он, скользя пальцами.

Еще одно воспоминание. Он целует мою маму на кухне, его рука у нее под футболкой. Она хихикает и отталкивает его, но он возвращает руку на место. Я стою в дверях, наблюдая за этим танцем. Тошнота подступает к горлу, потому что я знаю, что Майк останется здесь сегодня вечером и каждую следующую ночь, пока снова не случится что-то плохое. Заметив, что я наблюдаю, они оборачиваются, и ухажер моей матери смеется тем же смехом, который говорит, как ему нравится меня пугать. В ту ночь я не только запираю свою дверь, но и придвигаю стул к косяку.

– У моей мамы был ужасный вкус на мужчин, – говорю я, хотя это и на треть не отражает настоящего масштаба «ужасного вкуса». – Она была невероятно красива, так что вокруг всегда было много мужчин.

Я наливаю еще одну порцию бурбона, призраки прошлого витают в воздухе.

– Ты тоже невероятно красива, – говорит мистер Джексон. Я хочу разозлиться на него за то, что ушел, хочу сказать, что мне все равно, что он думает. Но ведь мы, женщины, так не поступаем, верно? Когда мужчина наказывает нас за упрямство, мы изо всех сил стараемся все исправить.

Думаю, моя мать предупредила бы меня о мистере Джексоне. Скорее всего, она рассказала бы, как все эти ужасные мужчины тоже твердили, что она красива. Возможно, она даже толкнула бы меня прямо в объятия моего учителя, посчитав это лучшим подтверждением собственных слов. Ведь я так же красива, как и она. А еще у меня, как и у нее, внутри есть что-то такое, чем мужчины хотят обладать.

Когда мистер Джексон обхватывает руками мое заплаканное лицо и прижимает меня к себе, я осознаю, что он считает мою полную зависимость от него самой прекрасной вещью на свете.

Позже он показывает мне фотографии своей матери. До того, как она заболела. Он похож на нее так же сильно, как я похожа на свою мать. Менее яркая и не такая красивая версия оригинала. Он говорит, что она тоже была художницей, а затем осторожно достает из обувной коробки, лежащей в его шкафу, что-то размером с кирпич, завернутое в красный шелковый шарф. Это прекрасно сохранившаяся камера Leica, которую выпускали в 1930-х годах. Его мать купила эту камеру в секонд-хенде, когда еще была подростком, а заболев, отдала сыну и попросила позаботиться о ней.

– Она не так уж много стоит, – объясняет мистер Джексон. – Может быть, тысячу долларов. Я тоже так много переезжал, что эта камера – единственное, что у меня осталось от матери. Она по-прежнему отлично фотографирует. Тогда все делали на века.

Сбитая с толку незнакомыми циферблатами, рычагами и дисками, я прошу его показать мне, как работает камера. Он загружает свежий рулон черно-белой пленки и дает мне краткий инструктаж, при этом не позволяя прикоснуться к самой камере, пока поворачивает ее то так, то эдак. Мы сидим бок о бок на кровати, когда мистер Джексон смотрит на меня через видоискатель и объясняет, что эта модель была одной из первых, в которой был встроен дальномер, а также как эта функция помогает по-разному видеть объекты через стекло.