Книга Полет птицы Пэн, страница 39 – Priest P大 (Прист)

Янь Чжэнмин кипел от негодования. Он потребовал принести десерты, но, съев их, не почувствовал себя лучше, потому встал и решил прогуляться по павильону.

Вскоре Янь Чжэнмин обнаружил, что никто не обращает на него внимания. Учитель сидел на подушке, погрузившись в медитацию, и тихо бормотал себе под нос священные тексты, а этот новенький щенок так старательно выводил свои уродливые каракули, будто вышивая по шелку, что ни разу не поднял головы.

Присутствие этой парочки создавало такую благоприятную атмосферу, что все вокруг замирало, и даже слуги, казалось, затаили дыхание.

Эта безмятежность вызывала у молодого господина Яня смущающую скуку. И вскоре ему пришлось смириться с тем, чтобы вновь сесть перед песочными часами. После недолгого отдыха ему оставалось лишь взяться за резец и вернуться к монотонной рутинной практике.

Удивительно, но теперь он не шумел и не создавал неприятностей. Легкий звон часов привел Янь Чжэнмина в чувство. Не веря своим глазам, он обнаружил, что сегодняшнее занятие закончилось раньше обычного.

Следующие несколько дней прошли по заведенному распорядку. Каждое утро четверо учеников страдали, слушая проповеди учителя.

Никто не знал, где Мучунь чжэньжэнь умудрился найти столько священных текстов. Он без подготовки читал по отрывку в день. От текстов даосских он переходил к буддийским, а от буддийских – к своим. Тексты были совершенно разными, их не ограничивали рамки одной школы, а потому зачитываемые Мучунь чжэньжэнем мысли порой противоречили друг другу.

После утренних занятий ученики отправлялись на тренировку с мечом.

Янь Чжэнмин бесстыдно притворялся, что хорошо разбирается в первых трех стилях, хотя на деле обладал лишь поверхностными знаниями, и постоянно просил учителя научить его четвертому. Ли Юнь выучил несколько новых движений и больше не слонялся по пику горы, сея смуту^[63]. Про Чэн Цяня и говорить было нечего. Только Хань Юань остался такой же обузой для своих шисюнов. Он бессердечно уничтожил все птичьи гнезда в окрестностях Зала Проповедей.

После полудня Янь Чжэнмина запирали в Зале Проповедей, где он угрюмо практиковался в вырезании заклинаний. Чэн Цянь или делал домашнее задание, сидя рядом с ним, или помогал учителю подрезать кусты и деревья. Казалось, Мучунь чжэньжэнь пытался подарить ему любовь, которой мальчику не хватало в прошлом. Он всегда оставлял для Чэн Цяня лакомства, которые так нравились детям, или намеренно просил сделать перерыв, чтобы рассказать ему несколько необычных сказок, в то время как Янь Чжэнмин обиженно пыхтел над деревянными дощечками.

Порой Янь Чжэнмину казалось, что этот коротышка пришел сюда только для того, чтобы конкурировать с ним за любовь учителя. Но сложно было отрицать, что тот, кто был близок к киновари, становился красен, а тот, кто был близок к туши, – черен^[64]. Благодаря присутствию рядом Чэн Цяня Янь Чжэнмин мог просидеть на месте немного дольше обычного.

Янь Чжэнмин изумился, когда сегодняшний песок в часах закончился, а его руки онемели. Впервые он ощутил таинственную силу, возникшую от трения ножа о дерево.

«Сконцентрируйся. Направь Ци во внутреннее море, – прозвучал в его голове хриплый голос. – Великое уходяще, уходящее – далёко, далёкое – обратно…^[65]»

Проницательность Чэн Цяня поражала – не дожидаясь слов учителя, он встал и шагнул назад. В этот самый момент вокруг Чэн Цяня закружился воздушный поток и хлынул в сторону дашисюна, подобно рекам, впадающим в море.