Книга Художник из 50х Том II, страница 71 – Сим Симович

— Дальность четыре километра, — доложил он. — Ветер северо-западный, три метра в секунду.

— Стреляйте.

Палец лег на спусковую кнопку. Гоги колебался — в том танке сидели живые люди. Парни, может быть, не старше того рязанского лейтенанта.

— Стреляйте, Георгий Валерьевич, — повторил Крид тверже.

— Эти люди…

— Эти люди через час будут убивать наших, — Крид положил руку ему на плечо. — Включая того корейского мальчика из деревни, которого вы рисовали позавчера.

Гоги вспомнил десятилетнего паренька, который принес им рыбу. Широкая улыбка, любопытные глаза, мечты стать художником, как дядя из большого города.

Он нажал кнопку.

Бесшумная вспышка. Гаусс-заряд пронзил ночь со скоростью света. Головной танк остановился, потом взорвался — боекомплект детонировал от перегрева брони.

— Превосходно, — Крид наблюдал в бинокль, как колонна в панике разворачивается. — Перезаряжайте.

Следующий выстрел уничтожил бронетранспортер. Третий — самоходную пушку. Американцы стреляли вслепую, не понимая, откуда идет атака.

— Чувствуете? — спросил Крид, когда последняя машина скрылась за поворотом. — Власть над жизнью и смертью. Один человек, одно решение — и судьбы сотен людей решены.

Гоги отстранился от прицела, посмотрел на дымящиеся обломки в долине.

— Это… ужасно.

— Это необходимо, — поправил Крид. — Ваша пушка только что спасла жизни трех тысяч наших солдат и мирных корейцев. Разве это не стоит нескольких вражеских танков?

Гоги молчал, разглядывая свое творение. Элегантные линии корпуса, изящные пропорции направляющих, безупречная эргономика пульта управления. Он создал это как произведение искусства — слияние красоты и функциональности.

— Вы сомневаетесь в правильности своего выбора, — продолжил Крид. — Но посмотрите шире. Каждая ваша схема, каждый чертеж сокращают войну. Ускоряют победу. Приближают мир.

— Ценой человеческих жизней.

— Ценой правильных человеческих жизней, — жестко ответил Крид. — Те, кто погиб сегодня, завтра убили бы десятки невинных. Вы не убийца, Георгий Валерьевич. Вы хирург, отсекающий больную плоть от здорового организма.

Крид выключил питание пушки, накрыл ее чехлом.

— Самокопания — роскошь мирного времени, — сказал он, направляясь к траншее. — А сейчас идет война. И в этой войне ваш талант — не украшение, а оружие. Самое мощное оружие, которое есть у нашей стороны.

Гоги последовал за ним, бросив последний взгляд на догорающие обломки техники. Где-то там, в искореженном металле, лежали тела людей. Людей, которых он убил нажатием кнопки.

— Тот корейский поэт, — сказал он, догоняя Крида. — Что с ним случилось в конце?

— Умер в тюрьме. В двадцать семь лет. — Крид не оборачивался. — Красивая смерть, красивые стихи. Но изменил ли он мир? Спас ли хоть одну жизнь своими сомнениями?

— А если бы выжил?

— Писал бы стихи о свободе в оккупированной стране. Очень трогательно и совершенно бесполезно.

Они дошли до палатки. Крид остановился у входа.

— Выбор за вами, Георгий Валерьевич. Можете терзаться муками творца, размышлять о потерянной невинности, сожалеть о прежней наивности. — Он повернулся, и отблески лампы скользнули по стеклам авиаторов. — А можете принять реальность и работать дальше. Потому что через неделю к нам подойдет новая колонна. И от качества ваших чертежей будет зависеть, кто из нее вернется домой живым.