Книга Огонечек для ледяного герцога, страница 91 – Элен Славина

Талориан.

Любимый ледяной герцог.

Бледный, как снег за окном, с синевой под глазами, оттенявшей пронзительную голубизну его радужек, с тугой, аккуратной повязкой на плече. Но — живой. Настоящий. Его взгляд встретился с моим через всю комнату, и в нём не было ни вопроса, ни упрёка, ни даже удивления. Было лишь молчаливое, всеобъемлющее понимание и признание. Он знал. И принимал всё, что произошло.

Талориан не встал — рана, видимо, не позволяла, — но медленно, с некоторым усилием протянул мне руку.

Я пересекла комнату, и мои пальцы сжали его. Они были тёплыми, сильными, и их хватка была твёрдой и уверенной.

— Мне доложили, — сказал он тихо, и его голос был хрипловатым от усталости, но твёрдым. Его большой палец медленно, почти задумчиво провёл по моим костяшкам, снимая остатки невидимого напряжения. — Ты была великолепна. Как настоящая львица, защищающая своё логово.

— Она могла утонуть, — прошептала я, всё ещё цепляясь за последние сомнения.

Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки, а в глазах блеснул холодный, острый огонёк.

— Река в том месте мелкая. По колено. А течение выносит прямиком к лагерю моих людей, — он слегка пожал мою руку. — Её уже подобрали. Вытащили, отогрели и посадили под замок. Теперь её судьбу будет решать совет лордов. Справедливо. По закону. Не по прихоти.

Волна облегчения, острая и всепоглощающая, накатила на меня, смывая последние следы тревоги. Я не стала убийцей. И он, мой ледяной, непреклонный герцог, позаботился о том, чтобы всё было сделано правильно. Чести ради. Ради меня. Ради нашей любви.

— Спасибо, — мягко произнесла и я поцеловала его руку. Прижалась к груди любимого мужчины. А потом посмотрела ему в глаза. — А что с деревней? С людьми? — спросила я, наконец осмелившись задуматься о других.

— Бунт утих, как только ушла та, кто раздувал его, — его взгляд стал твёрдым. — Сибилла манипулировала ими, сея страх передо мной, перед тобой, перед будущим. Когда источник страха исчез… исчезла и причина для безумия. Они будут жить под моей защитой. — Он посмотрел на меня прямо. — И под твоей. Это твоя земля. Твой народ.

Он потянул меня к себе, и я опустилась на ковёр рядом с его креслом, положив голову ему на здоровое плечо. Он обнял меня, и его пальцы сплелись с моими волосами. Мы сидели так молча, слушая, как в доме просыпается жизнь: ровный гул голоса матери на кухне, счастливый, беззаботный смех Флоры, довольный лепет Кая.

Война закончилась.

Не громом сражения и лязгом мечей, а вот этим — тихим, солнечным утром в доме, полном любви, жизни и мира. И я знала, чувствовала каждой клеточкой — какой бы путь ни ждал нас впереди, мы пройдём его вместе.

За этим утром последовали дни, похожие на медленное, целебное затягивание ран. Дом Санклоу постепенно сбрасывал с себя оковы страха. Сперва робко, оглядываясь, а потом всё увереннее соседи начали заходить за советом к бабушке, приносить продукты в знак примирения.

Сначала это были просто поклоны у калитки, потом — молчаливое оставление лукошка с яйцами или горшка с мёдом на крыльце.

Однажды утром мы нашли там аккуратно сложенные дрова — молчаливое признание вины и просьба о прощении.

Талориан, несмотря на рану, взял бразды правления в свои железные руки. Он не карал зачинщиков — вместо этого он объявил об отмене королевского указа о сносе деревни.