Книга Ведьма и столичный инквизитор, страница 45 – Анна Кайзер

— Вас быстренько отправят в отставку, если не хуже. А подлинный виновник будет смеяться нам в след. И люди продолжат пропадать. Мы должны ловить преступника, Командор, а не создавать видимость деятельности, хватая первых попавшихся! Без доказательств – это не расследование. Это произвол. И конец всему, чему мы служим.

Мы стояли друг напротив друга, разделенные дубовым столом и пропастью подходов. Воздух накалился до предела, стал густым и колючим. Брандт побагровел, его кулаки сжались, костяшки побелели.

— Люди гибнут, Блэкторн! — прорычал он, срываясь. —Ты предлагаешь ждать, пока эта... эта Лирея еще десяток таких амулетов раскидает?! Пока город не взбунтуется?!

— Я предлагаю идти по следу, а не по цвету волос! — парировал я, не отступая ни на шаг, чувствуя, как от злости звенит в ушах. — Мельница – след. След Ларса, возможно, ведет туда. Проверим мельницу – найдем ответы или новые вопросы. Но арест травницы без единой улики – это не шаг вперед. Это прыжок в пропасть для всех нас. Для Ордена. Для города. И для вас лично. Подумайте.

Молчание повисло тяжелым свинцовым покрывалом. Брандт тяжело дышал, его взгляд метался от карты, усеянной пометками, к моему лицу и обратно. Видимо, мысль о столичной комиссии, о позорной отставке подействовала сильнее праведного гнева и страха перед горожанами. Наконец он резко, почти яростно махнул рукой, отворачиваясь к запыленному окну.

— Ладно! Иди на свою проклятую мельницу! Но если ничего не найдешь...

Он не договорил, но невысказанная угроза – «Тогда будет по-моему» – висела в спертом воздухе, тяжелая и недобрая.

— Бери Роланда и Гарольда. И береги себя.

Эшфорд

Лес встретил нас стеной черного бархата, прошитого серебряными нитями лунного света, пробивавшегося сквозь спутанный полог ветвей. Воздух, густой и влажный, обволакивал, как теплая, но удушающая пелена, не неся в себе уюта, а лишь скрытую, невидимую угрозу.

Хотел бы я сказать, что Роланд, коренастый бородач, шел впереди беззвучно, как призрак, ловил в ночном воздухе невидимые нам знаки. Но на деле этот болван даже при том, что три факела освещали нам дорогу, четыре раза сделал круг. И только когда понял, что деревья стали шибко знакомы и намекнул, что может быть он плохо помнит, где эта мельница, только тогда наш путеводитель признался, что был в последний раз в этой области мертвецки пьяным.

Гарольд, молодой и подтянутый, держался сзади. Полдороги вздыхал – танцы пропустит. Я чувствовал их настороженность, их невысказанное неодобрение этой ночной вылазки – слишком поспешной, слишком опасной.

Мы шли по едва угадываемой, заросшей папоротником тропе, и с каждым шагом звериный запах усиливался, приобретая отчетливые, отвратительные нотки разложения и свежей крови.

Даже у меня терпение стало подтачиваться. Возникла идея, может и правда стоило все отложить до рассвета. Потные, уставшие, голодные, мои спутники создавали больше шума своим нытьем, чем Бабка Руша появлением на улице.

И все же некоторого рода благословение снизошло на нашего поводыря. Он поскользнулся на грязи, растянулся у вспученных корней старого дерева, чертыхнулся и встал. Мы на него посветили факелами. Обнаружилась кровь.

Роланд забеспокоился, не будут ли над ним шутить, что аки девка в свои красные дни – на заду пятно.