Онлайн книга «Освобождение»
|
— И то, и другое. Притча о Великой вечере. — Мне нравится. Приподнявшись на цыпочки, я целую его, чувствуя, как его мышцы расслабляются, и Дэймон прижимает меня к стене. — Ты сейчас так мне нужна, Айви. Я рад, что ты пришла. Я поигрываю его волосами и, вдумавшись в слова Дэймона, представляю себе, какой он должно быть испытывает стресс, если это признал. — Я тоже. 36. Дэймон Когда злишь опасных преступников, самое страшное это не вероятность смерти, а ее ожидание. Я сижу в исповедальне, ожидая, пока за перегородкой устроится очередной кающийся, но мои мысли сейчас где угодно, только не здесь. — Здравствуйте, Padre. Я с облегчением слышу знакомый голос Гордона. Это хоть как-то отвлекает меня от желания начать царапать ногтями стены этой душной деревянной кабинки. — Добрый вечер. Что привело Вас на исповедь? — Я тут, э-э... кое о чем думаю. — Продолжайте. Он осеняет себя крестным знамением и откашливается. — Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил. С моей последней исповеди прошло две недели. — Расскажите мне, что Вас тревожит. — Мой внук. Он... он очень сильно пострадал. — Печально это слышать. — Знаю, что сейчас мне следует быть рядом с ним. На случай, если ему вдруг станет хуже. Но меня не отпускает жгучее желание найти этого мерзкого, поганого ублюдка, разбившего ему лицо. У меня холодеет кровь, и на мгновение мне кажется, что он чувствует перепад температуры. Во рту становится сухо, я пытаюсь проглотить подступивший к горлу ком и ёрзаю на скамейке. — Я всю ночь думал о том, что сделаю с этим сукиным сыном, если только до него доберусь. Жуткие, аморальные вещи. — Вы знаете, кто его избил? — Еще нет. Говорят, этот скользкий тип ушел с Арасели. Избил моего мальчика и сбежал с его подружкой. — И все же, кто бы это мог быть? — Разве это имеет значение? Дело в том, что я сейчас просто тону. У меня голова идет кругом. Кроме этого парня у меня никого нет. Он хороший мальчик. Я этого не заслужил. Видимо, он плохо знает своего мальчика. — И вот из-за этих гневных мыслей о возмездии Вы и пришли исповедоваться? — Нет. Я пришел, чтобы снять с груди тяжкий груз. Последние пару дней я все размышлял о том, где же я ошибся с Мигелем. Я был строг с его отцом. Часто поднимал на него руку, с Мигелем было тоже самое. — Вся прелесть родительства в том, что никогда не поздно измениться, — эти слова срываются у меня с губ автоматически. Все мои мысли крутятся вокруг того, знает он, что это я, или просто со мной играет. — Вы же не думаете, что я уже погубил этого мальчика? Возможно, он рассчитывает, что я облажаюсь и отвечу так, будто знаю, что на самом деле представляет из себя его мальчик. — Я не знаю, погубили Вы его или нет. Я говорю лишь о том, что, если Вы совершили ошибку, то никогда не поздно признать это и покаяться. — Вы умный, святой отец. Это хороший совет. Рад, что сегодня пришел с Вами поговорить. Итак, каков мой приговор? — Я не думаю, что родительские испытания требуют покаяния. Если бы дело обстояло так, я бы выслушивал признания до глубокой ночи. — Ну что ж, хорошего Вам вечера. Из-за перегородки доносится скрип дерева — знак, что он уходит. Мне нужно на воздух. Исповедальня официально стала слишком тесной, слишком удушающей. Я открываю дверь и вижу, что Гордон стоит рядом с перепуганной на смерть Арасели, и тут же иду к ним. Мужчина хватает ее за руку, и она вырывается. |