Книга Распускающийся можжевельник, страница 174 – Кери Лейк

— Иногда я вижу Бренина. Привязанным к стулу, точно так же, как они держали меня. Вскрывает его, просто чтобы проверить его терпимость к боли. Издевается над ним невыразимыми способами.

— Какими способами?

Он качает головой.

— То, что произошло, ничего не изменит.

Он прав. Точно так же, как я не хочу рассказывать ему о том, что со мной там произошло, я не смогла бы вынести и его рассказов. Шрамы говорят мне достаточно.

— Твоя боль — это моя боль.

Отводя от меня взгляд, он стискивает челюсти.

— Я не могу думать об этом. Кто-то причиняет тебе такую боль. Я бы убил любого, кто снова поднимет на тебя руку.

— Они все еще делают это. Они считают вас здесь дикарями. Испорченными и ненужными. Ядовитая раса, которая может сделать их неполноценными. Они думают, что второе поколение, подвергшееся воздействию этого организма, слабее. Что мы слабее. Вот почему они хотели убить меня. Вот почему они убивают всех женщин. Чтобы уберечь их от новых мерзостей. Люди за стенами понятия не имеют, что это продолжается. Они не хотят знать. Игнорирование этого означает, что они выживут. Приподнявшись на локте рядом с ним, я провожу пальцем по линии роста его волос, собираю пот с его кожи.

— В этом мире есть болезнь, и это не Драдж. Нам нужно построить наше собственное сообщество. Здесь.

— Ресурсов недостаточно. Все, что не было уничтожено бомбами, было уничтожено мародерами. И если бы мы это сделали, Легион собрал бы армию, чтобы напасть на нас и забрать все.

— Тогда мы покинем это место. Отправимся куда-нибудь еще.

Он качает головой.

— Мы — все, что стоит между здешними людьми и Легионом. Если мы уйдем, они будут продолжать совершать набеги и убивать, пока не останется только их собственная совершенная утопия. Они будут использовать нас как подопытных кроликов и оружие.

— Шолен не собирается просто так сдавать свою империю. А численность его войск больше, чем у любой армии, включая вашу. У вас недостаточно людей. И я не думаю, что ты захочешь пожертвовать теми, что у тебя есть.

— Что ты предлагаешь мне делать? Отсиживаться в каком-нибудь подземном туннеле, собирая остатки их рейдов? В его голосе нет агрессии, нет обвинения. Он искренне спрашивает. Его рука обхватывает мое лицо, голубые глаза тлеют от конфликта, как бурные волны.

— Чего ты хочешь?

Как будто решение вести войну зависит от меня.

По правде говоря, я хочу улизнуть с ним. Эгоистичная сторона меня хочет повторить те же слова, которые папа сказал мне несколько дней назад, что выживание означает одиночество, и нам двоим выжить в одиночку, вместе, было бы намного проще. Но я ничего из этого ему не говорю. — Я хочу выжить. С тобой. И другими. Нам не нужен Шолен, чтобы сделать это.

— Я искал эту пустыню восемь лет, Рен. Больше нигде. Ничто не может предложить безопасность, которую ищут эти люди.

— Тогда давай отправимся за пределы пустыни. Папа говорит, что на востоке есть еще одно поселение, совсем как Шолен. Там принимают выживших.

— А что, если он ошибается? Что, если там ничего нет? Что, если он захвачен врагами?

Я сажусь подальше от него, нахмурившись.

— Почему ты загоняешь себя в угол?

— Почему ты так против захвата Шолена? Когда-то ты ненавидела сообщество.

— Я ненавижу разочарование. Жить в фантазиях.

— Разочарование? Мир вокруг тебя умирает, и ты беспокоишься о том, что тебя обманули? Ты не жила здесь, где мало еды и тяжелая жизнь.