Книга Магазинчик грешницы. Забудь меня… если сможешь, страница 79 – Виктория Вера

— В какой части особняка находится её спальня? — леди Брижелин.

— Куда выходят окна её комнат?… — начинают сыпать вопросами остальные.

Винлоу зло пятится, понимая, что ему не оставят шанса выкрутиться из этой западни.

— Похоже, наш поэт перепутал грёзы с реальностью, — лениво констатирует факт Розали.

Смешки становятся все менее сдержанными, а Винлоу сжимает зубы и делает очередной шаг назад, натыкаясь на высокую консоль с пышным красным папоротником в большом цветочном горшке. Консоль вздрагивает, но возвращает себе устойчивое положение.

— Это не… вы всё не так поняли! — поэт картинно откидывает со лба светлые волосы.

— Признайте, лорд Винлоу, вы придумали этот гнусный стишок, рассчитывая, что он никогда не дойдёт до моих ушей, не так ли? — на моём лице широкая улыбка. — Маленький лгунишка! Совершенно очевидно, что вы залезли мне под юбку лишь в своих снах.

Мои слова встречает новая вспышка смеха, а дальше мозг едва успевает фиксировать происходящее.

Рэйнхарт резко поднимается. Винлоу по-женски взвизгивает и бросается в сторону дверей, но на этот раз всё же задевает фигурную ножку высокой консоли и падает на четвереньки. Горшок с цветком, похожим на красный папоротник, тоже падает и раскалывается с оглушающим звоном.

Едва Винлоу начинает подниматься, Рэйнхарт хватает его за шиворот… но покачнувшись, сам цепляется за злополучную консоль.

Винлоу выкручивается и сбегает под общий взрыв хохота, а Рэйнхарт хмурится и недоумённо моргает, прикладывая руку к голове. На его пальцах алеет кровь из-за осколков треснувшего бокала.

Самым неожиданным во всём происходящем оказывается то, что Рэйнхарта заботливо подхватывает лорд Эмильтон и провожает обратно на диван.

— Мой дорогой друг, не стоило так злоупотреблять хмелем, — голос Эмильена звучит нарочито ласково.

Хмелем? Да он только что был трезв!

Ева

Быстро завязываю воротничок обратно на бант и бросаю недоумённый взгляд по сторонам. Лорды оживлённо обсуждают попытку Винлоу приписать себе несуществующие заслуги на любовном фронте. На состояние Рэйнхарта никто особого внимания не обращает.

— Рэйнхарт, друг мой, ты хотел вернуть клинок отца, верно? — бодро начинает Эмильен, раскладывая на столе кости, но замирает, когда я резко поднимаюсь и подхожу к ним. — Ты что-то хотела, моя прекрасная птичка? — взгляд недопохитителя сочится язвительностью и обещает мне все кары небес, если я не вернусь туда, откуда пришла.

— Мне кажется, милорд поранился и ему необходимо обработать руку, — приходится перебороть страх, чтобы голос не дрогнул, и мне это даже почти удаётся.

— Бросьте, леди Милс, подобная царапина для мужчины мелочь, — улыбка Эмильена напоминает оскал гиены, и он демонстративно всовывает в раненую ладонь Рэйнхарта белоснежный батистовый платок. — Вот видишь? Вопрос решён. К тому же лорд Орнуа как раз собирался сыграть партию в дархаш. Я ведь прав, Рэйнхарт, ты хотел вернуть клинок своего отца?

— Да, — Рэйнхарт хмурится, будто силится что-то вспомнить, но при этом уверенно кивает. — И документы.

— И документы, — почти ласково подтверждает Эмильен. — Вот видите, леди Милс, вы отвлекаете нас от партии.

Да неужели? Платок, зажатый в кулаке Рэйнхарта, начинает медленно окрашиваться в красный.

— Лорд Орнуа, безусловно, вернётся к игре, но только после того, как мы промоем и перевяжем его руку, — немного повышаю голос, привлекая общее внимание, чем, вероятно, довожу Эмильена до белого каления. — Леди Флюмберже не понравится, если кровь испортит дорогую обшивку диванов! Я же права, миледи?