Книга Магазинчик грешницы. Забудь меня… если сможешь, страница 78 – Виктория Вера

Желают. Ещё как желают. Ради такого дела я даже пару раз кокетливо хлопаю ресницами.

Валентайн окидывает нас неуверенным взглядом и понимает, что проще прочитать, чем объяснить, почему он не может:

— Спит сладко грешница моя в своей постели,

Её плеча касается моя ладонь.

В лучах рассветных волосы алеют,

И я боюсь… тревожить её сон.

Останавливается, словно на этом стихотворение заканчивается.

— Мне кажется, там было что-то ещё, — выручает меня Розали.

— Не останавливайтесь, лорд Винлоу… — полушёпотом и заглядывая ему в глаза. — Я хочу услышать всё!

Быстро облизывает пересохшие губы и продолжает:

— А в памяти всплывает пылкость ночи,

И с мягких губ слетевший тихий стон,

И то, как пальцы тонут в рыжих кудрях,

И то как пляшет в локонах огонь…

Он делает паузы, чтобы тихо сглотнуть, и говорит, не отводя от меня глаз.

В гостиной наступает тишина, которую странным образом прерывает хруст стекла. Брошенный в сторону звука взгляд успевает выхватить треснувший в руке Рэйнхарта бокал.

Сам Рэйнхарт будто не замечает этого, остаётся неподвижным и даже не моргает. Единственное, что выдаёт в нём жизнь — ритмично расширяющиеся ноздри и взгляд, который не обещает ничего хорошего.

— … Когда две милых родинки у основанья шеи

с ума сводили, разгоняя кровь,

Когда по бледной обнажённой коже

Скользили мои губы вновь и вновь…

— Браво, милорд, — возвращаю внимание к поэту и несколько раз тихо хлопаю в ладоши. — Это было действительно… чувственно. И кому же вы посвятили это стихотворение?

Мгновение он колеблется, но затем самоуверенно вскидывает подбородок:

— Тебе, душа моя.

Винлоу Решает пойти ва-банк и окончательно убедить всех в наших отношениях, но это именно то, чего я от него ждала.

— Как мило. Особенно этот момент про родинки… Вы же имеете в виду те, что находятся здесь? — говорю нарочито медленно и слегка откидываю голову назад, проводя пальцем вдоль кромки воротника. — Эти родинки?

— Да… — его взгляд упирается мне в шею, и я даже не уверена, что он осознал мой вопрос.

Медленно тяну край завязанного на бант воротничка.

В гостиной становится ещё тише.

Бант распускается, обнажая шею, ярёменную впадину и часть ключицы, а я поднимаю подбородок чуть выше.

— Но у меня здесь нет родинок… как странно, да?

Слышу едва сдерживаемые смешки тех, кто начал догадываться об истинной цели моего маленького спектакля.

К скулам Винлоу приливает кровь, а томная поволока во взгляде сменяется злостью.

— Родинки… это лишь для слога, ты же знаешь, дорогая, — он пытается держаться дерзко, но едва ли ему это поможет.

— Вот как, милорд? — приподнимаю брови. — Значит, истина прячется в остальных строках, в которых вы заявляете, что были в моей постели? Тогда вы, безусловно, сможете напомнить нам… хмм… Розали, что бы вы хотели узнать обо мне у лорда Винлоу?

— Какого цвета стены в комнатах Лоривьевы? — Розали явно получает удовольствие от происходящего.

— Эм… бежевого? — нарочито самоуверенно тыкает пальцем в небо поэт. — Леди обожают бежевый…

За женским столиком раздаются откровенные смешки.

— Да, многие леди предпочитают светлые тона, но леди Милс для своих стен выбрала смесь чёрного дерева и серого шелка, — с лёгкой улыбкой включается в разговор Флюмберже, и Винлоу незаметно сжимает кулаки.

— Ещё вопросы⁈ — обращаюсь к леди.

— Что не так с постелью леди Милс? — снова Розали.