Книга Скованная льдом, страница 55 – Нина Черная

Она уперла руки в боки, а крылья носа затрепетали. Точно, не говорили сестре ничего, в неведении зачем-то держали.

— Папа, — прочистила я горло, наконец, стянув с головы пуховый платок, — сам ведь сказал, что нам хоть раздеться надо. Налейте чаю, пожалуйста, горячего. На улице ужас, как продрогли. За столом-то мы вам все и поведаем.

Отец слабо кивнул, а Марфа поджала губы и унеслась на кухню, позабыв о тазе, одиноко сверкающего в свете лучины металлическим боком.

И только Жучка весело вилась у ног, поскуливая и виляя хвостом с такой скоростью, что можно предположить, будто она пропеллер. Как изобрел дед Жихан пару годков назад, да на ярмарке пытался впарить всем свое уникальное изобретение.

Я переглянулась со Славкой, она кусала губы и мяла свой ватник. Пожала плечами и, скинув на лавку верхнюю одежду, прошла в комнату. Оттуда на кухню, чтобы стремительно пригнуться — прямо в голову мне полетела тарелка. Она разбилась о стену на десятки осколков, осыпая подметенный пол черепками.

Я испуганно сглотнула и сжалась, ожидая новой атаки, но ее не случилось, лишь испуганные глаза Марфы, которая вцепилась мачехе в руку. А та уже приготовилась метать в меня следующий снаряд. И глаза сверкают ненавистью, от чего сердце пропустило удар, а внутри расползлась горечь и обида. Не рада мне мачеха, хотела, чтоб я сгинула в Заколдованном лесу.

* * *

— Агнеша! — воскликнул отец, вбегая за мной и поскальзываясь на осколках посуды, — что ты творишь?

— Молчи, проклятый! — прокричала мачеха, а в глазах ее застыли злые слезы, — это она навлекла беду на нас, видишь, как метет?

Мачеха вырвала рукав из рук дочери, поставила тарелку на стол и стала приближаться, заставляя меня вжать голову в плечи и съежиться.

— Сбежала, да, окаянная? — шипела она хуже гадюки, наматывая на кулак полотенце. — Прогневила Черного бога. Вот он и послал на нас вьюгу злую. А ну, обратно пошла! И не возвращайся!

Полотенце рассекло воздух со свистом и гулко шлепнуло, но удара я не ощутила, зажмурив глаза и прикрыв ладонями лицо.

— Агнеша, — раздался голос отца, а я несмело открыла один глаз, — сядь, успокойся. Давай выслушаем, что Аська скажет. Потом уже серчать будешь.

Отец стоял прямо передо мной, аккуратно удерживая жену за запястье, а на щеке его расцветала полоса от удара. Мачеха раздувала ноздри, кусала обветренные губы, но отвечать почему-то не стала, вывернула руку, откинула полотенце и уселась за стол. Плечи ее опустились, а голова легла на руки, тяжелая, будто камень.

— Рассказывай, лиходейка, — произнесла она глухо, а у меня в глазах слезы стояли.

Как бы не разреветься, мачеха ведь о Марфе беспокоится. Я вернулась, значит, ей идти придется. Только новости, что я принесла, ее не обрадуют. Помотала головой и аккуратно присела напротив мачехи, опасаясь ее смены настроения. Но женщина не отреагировала, так и сидела не шелохнувшись. Ждала дурных вестей.

В кухню просочилась Слава, стараясь не шуметь, даже Жучка спряталась в свой угол и навострила уши. Все ждали, что мы с товаркой поведаем. Я втянула шумно воздух через ноздри и начала свой рассказ, не утаивая почти ничего.

После того, как я замолчала, в кухне установилась давящая тишина, на лицах присутствующих отразилась боль и безысходность, а взгляд мачехи, растерявший всю злобу, умоляюще уставился на меня.