Книга Каменное сердце, страница 28 – Светлана Бернадская

— Завтракайте без меня. Не позволяй детям есть много сладкого, — наставляла она скороговоркой, уже натягивая на себя мужскую рубашку и впрыгивая в штаны. — Утром пусть поиграют, а затем — каждый знает свой урок. Сам никуда сегодня не ходи, я велю растопить для тебя баню и после отпоить травяным чаем, не то, чего доброго, свалишься в горячке.

— Хорошо, мама-кунна, — не удержался Талгор, изо всех сил пытаясь не рассмеяться.

Даже те крохи отстраненной заботы, которыми одаривала его сейчас Хелмайн — наверняка по привычке, как всех прочих людей — казались ему роскошнейшими из даров. Он не помнил за всю жизнь никого, кто искренне заботился бы о нем.

Коган, разве что. Да и то забота его была… своеобразной. Вроде платы за годы преданной службы.

Но Хелмайн, уловив блуждающую на его лице улыбку, заледенела взглядом и вздернула подбородок.

— Если не задержат дела, вернусь к полудню. Тогда и обсудим отъезд твоих людей.

Талгор прямо-таки ощутил, как его довольная улыбка превращается в кислую. Оставшись кунной, пусть и замужней, Хелмайн не утратила привычки повелевать. Похоже, что и участие Талгора в жизни северян она видит именно таким: делай, что велит мама-кунна и не путайся под ногами.

Хлопнула дверь. Оставшись в одиночестве, он какое-то время таращился на холодный очаг и вслушивался в звуки большого многолюдного дома. Там, за двумя тонкими перегородками, уже вовсю бурлила жизнь: трубно басили и громыхали сапогами мужчины, смеялись и гремели посудой женщины, с визгом носились по трапезной дети.

Тупая, ноющая боль вгрызалась в виски, а сердце ощущалось в груди чужим, тяжелым.

Впрочем, Талгору не привыкать.

В общий чертог он вышел непростительно поздно. Взрослые уже закончили завтрак, лишь Мелв еще сидел перед ополовиненной кружкой молока и тихо переговаривался с сыном и другим молодым северянином; несколько женщин, склонив друг к другу головы, рассматривали и обсуждали какое-то шитье, прочие хозяйки расставляли на освобожденной части стола еду для детей.

— Дoброе утро, кунн Эйтри, — с озорной усмешкой приветствовала его молодая пригожая девица и поставила перед ним горшочек еще не остывшей каши да горку тыквенных лепешек. — Кунна Хелмайн велела как следует вас накормить да отпоить. Сейчас вам принесут горячее молоко с медом и маслом, хворь мигом отойдет.

— Я не хвораю, — зачем-то буркнул Талгор, чувствуя, как у него загораются уши. — Подай лучше медовухи.

Не то чтобы он прежде красивых девиц не видел, но то, что с ним тут все носятся, как с малым дитём, немного задевало. И стыдно было перед Мелвом и его собеседниками, которые, умолкнув, глазели на кунна с насмешливым любопытством. Не хватало еще, чтобы его с первых же дней сочли хиляком.

Девица, прикрыв смешинку в зеленовато-серых глазах ресницами, откинула за спину пушистую косу, а Талгор остолбенел, внезапно увидев вместо румяного лица молодой северянки другое — красивое, с теплым лучащимся взглядом, с легкой улыбкой, меняющейся, как погода весной — лицо богини любви из недавнего сна.

Она посмотрела печально, и уголки ослепительно красивых губ дрогнули. Качнула головой, самоцветы в пышных волосах блеснули разноцветными огнями. Полупрозрачная рука вытянулась, указывая куда-то за спину Талгору.

— Всего день женат, а уже на других девок засматриваешься, — вонзился в поплывшее сознание осуждающий голос Мелва.