Книга Прятки в облаках, страница 132 – Тата Алатова

Получилось совсем по-детски, обиженно, требовательно, и ей самой стало противно от своих интонаций.

Дымов коротко и совсем не весело рассмеялся, размашисто преодолел небольшое расстояние между ними и рывком прижал Машу к себе. Так плотно, что ее сердце забилось об его грудь.

— Прости, — шепнул он, и теплое дыхание коснулось ее уха. — Прости. Минуту назад я был даже рад твоему бегству. Подумал, что так лучше. Подумал — ты права.

— Зря, значит, я вернулась? — воскликнула Маша, задыхаясь.

— Скорее всего, — согласился Дымов, обхватил руками ее лицо и поцеловал.

Она замерла, вцепившись пальцами в его запястья. Притихла, глотая чужое дыхание, впервые доверяя себя мужчине, растроганная и нежностью минуты, и ее сбивчивой волнительностью.

Осторожно ступая на совершенно кривую дорожку, Маша ощущала себя победителем.

***

Никогда прежде она не жалела так сильно, что не успела стать взрослой и опытной. Ах если бы ей хватало хладнокровия! Но нет, Маша дрожала, как осиновый лист, и Дымов снова обнял ее, давая время успокоиться и прийти в себя.

— Пойдем-ка, — сказал он, снова возвращая их в гнездо-нору, и она с облегчением опустилась на диван. Ах, Маруся, Маруся, почему ты такая нервная? Несколько коротких поцелуев с преподавателем — и все, желе, а не человек.

Дымов присел перед ней на корточки, улыбнулся, запрокинув голову.

— Выше нос, Маша, — сказал ободряюще, — ты выглядишь так, как будто наступил конец света.

— Он и есть, — пробормотала она и робко положила руку ему на щеку. А потом чуть наклонилась и осторожно коснулась другой щеки губами. Ее неудержимо тянуло к Дымову, и раз уж теперь можно стало его трогать и целовать, то очень хотелось и того, и другого.

Он перехватил ее ладонь, поцеловал. Потянул Машу к себе, и она легко соскользнула на пол, на колени, запустила пальцы в его короткие волосы, только еще пробуя свои желания. Дымов откликался охотно, но сам не торопил, позволяя ей двигаться на своей скорости. Маше стало любопытно, как далеко она может зайти: а что будет, если подставить под его поцелуи шею? А если прижать ладони к его животу? А если провести ими по плечам?

Это было медленное погружение в теплую воду, от неуверенности к свободе, от неловкости к ласкам. Как только она поняла, что Дымов предоставил себя в ее полное распоряжение, Маша сразу осмелела. Вот она положила руку на его горло, повторяя плотность водолазки, вот — лизнула его нижнюю губу, вот — потерлась носом о нос, вот — прикусила за ухо. Захватывающее приключение, в котором она — главная героиня.

Маша даже решилась стянуть с Дымова водолазку, но прикоснуться к пряжке ремня на его брюках куража уже не хватило. Неожиданно обессилев, растратив всю свою храбрость, она привалилась лбом к его обнаженному плечу.

Чутко ощутив этот момент — не сомнений, а растерянности, — Дымов перехватил ее поудобнее и начал целовать совсем иначе. Очень стыдно, мокро, повсюду.

Все это было так ново, так впервые — и то, что ее раздевают, и то, что она так беззащитна под откровенными взглядами, горячее дыхание на груди и животе, руки повсюду. Но эта была не та беззащитность, от которой хотелось сбежать, а совершенно другая, запускающая колкие искры по нервным окончаниям.

Чувствительность будто выкрутилась на максималку, и любое прикосновение обжигало, резонировало по всему телу сразу, и Маша спросила себя: почему люди не занимаются этим все время? Зачем учеба, работа, увлечения, когда можно провести всю жизнь голыми, получая столько острых ощущений?