Книга Прятки в облаках, страница 46 – Тата Алатова

— Вопрос приоритетов, Рябова, — ответил он медленно. — Чье счастье первично? Собственное или, скажем, — он постучал пальцем по фото, — ребенка.

Маша со вздохом открыла другую папку.

Дина Лерина смеялась на своем изображении. Ее школьный аттестат пестрел тройками, но результаты вступительных экзаменов был куда приличнее.

— А она вас, кстати, раскусила, — проговорила Маша, — ну, в том смысле, что вы не Лиза из Питера, а мой тайных охранник. Правда, не поняла, кто именно скрывается под фальшивой личиной — полиция, частное агентство или олень Васенька.

Дымов засмеялся:

— Очень хорошо. Злоумышленница должна знать, что вы под защитой. А проницательностью Лериной я не удивлен — она из очень интересной семьи потомственных гадалок. Ее бабушка, Антонина Лерина, была легендой, в матери дар проявился куда слабее, а в Лере, насколько мне известно, еще не проснулся вовсе. Мужчины же этой семьи ничем не примечательны.

— То-то Дина решила перебрать всех мальчиков в университете, — пробормотала Маша. — Ищет выдающегося, чтобы сломать традицию?

— Ну или просто наслаждается молодостью, — пожал плечами Дымов. — А вот это куда интереснее, посмотрите.

Он открыл перед ней папку с делом Арины Глуховой: мать — водитель троллейбуса, отец — начальник троллейбусного управления, у дочери блестящие оценки по точным наукам и плавающие по гуманитарным.

— Здесь пометка школьного психолога, — подсказал Дымов.

Маша вчиталась в мелкий, запутанный почерк.

— Как это «приступы агрессии на почве гениальности»? — не поняла она.

— Если говорить образно, то время от времени мозг Арины вскипает от перезагрузки, и ей необходимо выпустить пар. В средней школе произошло два инцидента: один раз она накричала на одноклассницу, во второй раз поколотила старшеклассника. В обоих случаях ничего не помнила после. С тех пор Арина обязана носить специальные амулеты, приглушающие ярость.

— В универе она нашла еще один способ расслабиться — выпивку, — произнесла Маша. — Вот же горе от ума.

У добродушной Ани Степановой в графе «отец» стоял пропуск, а мама работала директором детского сада.

— Ни братьев, ни сестер, единственный родитель вечно занят чужими детьми, — вставил Дымов. — Наверное, было одиноко так расти.

— Намекаете, что Аня решила меня прирезать из-за того, что у меня пятеро братьев? — недоверчиво спросила Маша, которой нравилась ее хозяйственная соседка по комнате больше других девочек в общаге.

— Ни на что не намекаю, просто заметки на полях.

— А похоже, что намекаете.

Папку Вики Воробьевой (мама домохозяйка, отец врач) Маша проглядела по диагонали, а потом отодвинула от себя всю стопку.

— Какой от этого толк, кроме того, что я зачем-то сую нос в чужие дела? — спросила она.

— Алла Дмитриевна решила, что…

— Алла Дмитриевна! — перебила его Маша, мгновенно разволновавшись. — Все, что ее волнует, — это возможный скандал в университете.

— Ну разумеется, — согласился Дымов и отошел от стола. — Вы, Рябова, сама по себе волнуете только собственную семью.

— Вам надоело со мной возиться, да? — догадалась она. — Вы уже достаточно изучили артефакт и теперь вам стало утомительно жить двумя жизнями? Хотите вернуться к нормальному распорядку?

— Не совсем, — спокойно ответил Дымов. — Я полагаю, что вся эта шумиха должна была насторожить злоумышленницу, и, скорее всего, она отложила свои планы, если не отменила их вовсе. Поэтому, с одной стороны, уровень вашей безопасности стал выше, а с другой — найти эту девушку будет сложнее. В нормальном расследовании есть хотя бы улики, а нам совершенно не за что зацепиться. Мы с Иваном Ивановичем надеялись, что он сможет уловить ненависть, гнев, обиду, но, кажется, никто из девушек не испытывает по отношению к вам сильных чувств. Значит, это трезвый расчет.