Книга Соломенное сердце, страница 105 – Тата Алатова

Противный старикашка Постельный сказал, что Даня живет за двоих. А любить ему тоже предстоит за двоих? Каких же духов тогда задобрить, чтобы не закопать себя в обидах и бесплодных ожиданиях? Где найти силы, чтобы не перестать улыбаться и радоваться каждому дню?

— А мы не боимся, — вдруг спросила Поля совершенно ясно, словно тоже лежала без сна, — что тебя вдруг похитит ропщущий внук старейшины да как посадит всеми править?

— А? — всю политическую лабуду Даня благополучно пропустил мимо ушей и почти сразу забыл. — Так он меня хоть где найдет, если ему приспичит. Князь упорно меня сюда пихал, а старик Постельный упорно отсюда выпроваживал — ладно, мне до их возни нет никакого дела. А вот что важно: у нас закончились деньги, и их надо раздобыть перед новой дорогой.

— Деньги? — Поля стремительно села на кровати. — Да у меня же полно денег.

Золотистые искорки заботливого горта старушек-подружек мягко подсветили ее волосы и лицо. Даня только сейчас заметил, что левое Полино плечо темнее правого — специфичный загар водителя. Тонкая майка была свободной, перекрутилась на талии, и очень хотелось расправить все складочки, но Даня вдруг забоялся к ней прикасаться. Кровать показалась слишком тесной, а голая коленка, беззаботно прижимающаяся к его боку, начала жечь огнем. Вспышка желания накрыла так внезапно и остро, что Даня едва не решил: а, шайн с ним, помрет так помрет, но помрет, целуя Полю.

И тогда мертвая старушка в ее голове восторжествует: она же предупреждала, что от любви сплошные хлопоты. Такие мысли малость его отрезвили.

— Батюшки, — пробормотал он, — деньги у нее есть, это я удачно женился! Но ведь нужен еще дом, сад, дети какие-нибудь…

— Дом? — в голосе Поли прорезался ужас. — Место, где ты заперт год за годом?

Даня отчетливо вспомнил жалкую избушку в лесу, в которой Поля провела мунн знает сколько десятилетий, если не столетий, и ему поплохело.

Он покрутил на пальце неброское колечко, стоившее целое состояние. Руны внутри ободка защищали владельца от продолжения рода, и в пещерах Даню несколько раз охватывало шальное желание снять это колечко. Тогда он вообще плохо соображал и был словно во хмелю.

Тоска по ушедшему — всему — отзывалась ломотой в теле.

— Мне нравится бродяжничать с тобой, — сказала Поля, — это весело. Нравится, что мы все время ночуем в разных кроватях и в разных домах. Люди, которых мы встречаем и с которыми тут же расстаемся. Я многое вижу и многое слышу, я как будто становлюсь настоящей. Если однажды ты исчезнешь, то мне сложно будет придумать, куда идти дальше.

— Это пугает тебя?

— Сбивает с толку. У меня же должно быть что-то свое, у каждого человека есть. Раньше были грузовики с товарами, а теперь — ты. Но люди так хрупки, — ее голос постарел и погрубел, в нем зазвучали отголоски волчьего безнадежного воя, — так ненадежны.

Изыди, старуха, разозлился Даня, но не стал говорить это вслух. Что толку, если Поля не может просто взять и вытурить первую жрицу прочь.

Удивительная вышла из них парочка: он проклят, а она делит свою голову с ворчливой каргой.

— Ты чувствуешь это? — спросил он, протянув все же руку к ее волосам. — Что-то изменилось в тебе после пещер?

— Что-то изменилось, — согласилась она, — внутри пещер. У меня из ниоткуда вдруг появилось столько желаний, а сейчас я даже не могу их вспомнить.