Книга Соломенное сердце, страница 128 – Тата Алатова

— Александр Михайлович, не валяйте дурака, — сказала меж тем Поля совершенно равнодушно. — Вы ведь прекрасно понимаете, что силы слишком неравны, чтобы речь шла о справедливых условиях.

— К счастью, это не нам решать, — снисходительно улыбнулся он, по-прежнему не открывая глаз. Расслабленный, вальяжный.

Поля промолчала, уставившись в окно.

Они медленно въезжали в Первогорск, в сияющую бездну огней.

Внутренне поежившись, Даня позавидовал Поле — ему бы в этот вечер соломенное сердце тоже не помешало.

***

Князь принимал делегацию торжественно, хоть и явно наспех. В большом зале для переговоров не успели поставить цветы, а на завитушках портретных рам едва заметно серебрилась пыль.

— Арсений Вахрамович, Зиновий Николаевич, — он вышел из-за стола, чтобы первым приветствовать старейшин, как и предписывали загорские традиции.

Старики разулыбались: им было приятно, что он помнил их по именам.

— Андрей Алексеевич!

Последовали объятия и рукопожатия, а потом старейшины принялись представлять батюшку Леонида и Акобу.

— Внук? — удивился князь добродушно. — Должно быть, за прошедшие годы Загорье сильно изменилось.

При этом он так ловко делал вид, что не переписывался с Акобой, пытаясь впихнуть Даню в наместники, что любо-дорого было смотреть.

Горцы никогда не спешили с важными разговорами, и князь не спешил тоже. После заверений о радости от встречи и от того, что перевал снова открыт, гостям предложили отдохнуть в их комнатах перед ужином, но когда Даня с Полей попытались улизнуть тоже, им преградил дорогу Постельный. Смирившись с неизбежным, Даня неохотно вернулся к длинному столу и плюхнулся на стул. Одна из неприметных дверей открылась, и в зал вошла неулыбчивая юная девушка в строгом костюме. Расширенными от страха глазами она впилась в лицо Дани, а потом опустила голову. Поля осталась стоять, прислонившись плечом к стене. На ее щеках все еще полыхал нездоровый румянец, должно быть, температура так и не спала, зато прилив энергии пошел на убыль — веки то и дело опускались, как будто Полю клонило в сон.

— Объяснись, — велел князь, нависая над Даней, — что ты натворил?

— А что я натворил? — он встал, налил воды из графина и отнес его Поле. Она сделала несколько глотков и улыбнулась, благодарно и ободряюще.

— Почему вот уже несколько лет недель из меня будто воздух выпустили, а княгиня и вовсе лежит в лихорадке? Знаешь, что говорят врачи? Я даже не могу повторить это вслух, а тем более поверить.

У Дани отвисла челюсть. До сих пор он вообще не думал, что на них этот жуткий ритуал тоже отразится, — настолько отучился, даже мысленно, называть князя и княгиню отцом с матерью. Но ведь это логично: плохо и ребенку, и родителям. А княжна Катя? А Егорка?

— Княгиня очень больна? — растерянно и тихо спросил он, и тут князь взорвался.

— Ты действительно осмелился это сделать! — зарычал он, хватая Даню за футболку на груди. — Осмелился! Неужели так сильно ненавидишь?

— Тише, — сказал Даня, немедленно переходя в режим спокойной благожелательности, — тише, Андрей Алексеевич. Не надо нервировать мне жену, у нее и так выдался нелегкий день.

И он высвободил свою футболку, оглянулся на Полю, подмигнул ей — все хорошо, не о чем переживать. Однако Поля на него не смотрела — ее яростный взгляд был устремлен на тонкую девичью фигурку с опущенной головой.