Книга Соломенное сердце, страница 138 – Тата Алатова

***

Настоятельница Ольга нисколько не удивилась, когда среди ночи в ее монастырь вломилась довольно разношерстная компания. Даня с рыдающей Полей на руках, бормочущий о своем величии Федоровский под охраной охотника, батюшка Леонид с губной гармошкой.

Хмыкнула только и отступила, приглашая их войти.

Комната, которая досталась им с Полей, была прежней. Совсем недавно Даня здесь приходил в себя от ритуала, а теперь Поле предстояло пересобрать себя заново.

Слезы у нее никак не заканчивались — она плакала, и плакала, и не могла остановиться. Наверное, это было истерикой, а Даню так перетрясло в том костре, что он все еще боялся, хотя вроде как уже и нечего. Тогда Поля начала кричать, и запахло горелой травой, и потом она обмякла, и он уже решил, что все, удача бога Лорна повернулась к ним спиной и дело закончилось плохо, так плохо, что хуже просто некуда.

Но Поля дышала, и все-таки пришла в себя, и забилась в его руках, не в силах справиться с накрывшими ее чувствами — кажется, всеми сразу.

Руки дрожали, когда Даня не слишком ловко уронил ее на кровать, хотелось бы поаккуратнее, конечно, но как вышло. Она тут же подтянула ноги к груди, сжалась в комок и уткнулась лицом в подушку. Футболка на спине потемнела от пота, а волосы совсем растрепались.

Даня обессиленно сел рядом, уговаривая себя сделать хоть что-то полезное. Сходить вниз за едой, например, или затопить баню, или хотя бы раздобыть чая.

— Попрошу у настоятельницы теплого молока с медом, — сказал он, — и, может, найдется что-то вроде булочки или пирога.

Поля подпрыгнула, схватила его за руку, ее глаза — темные, с огромными зрачками и совсем узкой полоской голубой радужки — наполнились тревогой.

— Не уходи, — попросила Поля. — Как ты вообще мог пойти со мной в этот огонь? Чем ты только думал! Почему я тебе разрешила? Почему ты позволил мне такое безумие? А если бы я умерла? А если бы ты? А если бы…

— Страшно теперь?

— Это страх? — она осеклась, нахмурилась, будто прислушиваясь к себе. — Какой он гадкий, у меня все трясется! Я так не нравлюсь себе сейчас. Мне вообще… противно быть такой нюней. Права была старуха — раньше было куда лучше.

— Ты привыкнешь, — пообещал Даня, сглотнув едкую вязкость. Так ему жалко было эту растерянную, несчастную Полю, что словами не передать. — Привыкнешь и к страху, и к другим переживаниям. Всегда то одно, то другое.

— Ладно, — Поля отважно выпустила его руку, — ты можешь сходить на кухню. Я точно смогу побыть одна несколько минут.

— Молодец какая, — похвалил ее Даня и отправился за молоком. А когда вернулся, то едва не расплескал все, потому что Поля поспешно снова вцепилась в него обеими руками.

Она была как новорожденный жеребенок, пугающийся громких звуков.

— Тише, тише, — Полю все еще потряхивало, и Даня помог ей с кружкой, — вот, смотри, плюшка с маком.

— Не разговаривай со мной как с буйной сумасшедшей, — немедленно обиделась она, снова залилась слезами, ужаснулась своей плаксивости и часто заморгала, пытаясь осушить глаза, нервно и раздраженно засмеялась и допила молоко, стукнувшись зубами о кружку.

— И не смотри на меня так, — велела она, взявшись за плюшку.

— Как?

— Как будто тебе хочется сбежать.

— Вообще не хочется.

— Разочарован, что я теперь такая?

— Вообще не разочарован.