Книга Соломенное сердце, страница 55 – Тата Алатова

— А мне — в Размене, — отозвалась Поля задумчиво.

— Что это?

— Серебряные рудники.

Рудников Даня насмотрелся вдосталь, правда, по большей части гранитных и янтарных. Но раз уж Поле хотелось, то и ладно. Размена так Размена, какая разница, куда ехать.

— А представляешь, — протянул он, скрещивая руки под затылком и уставившись в темноту, — что приезжаем мы такие в Златополье, а в тебе как проснется дух поля…

Поля так резко развернулась, что едва не заехала Дане локтем в глаз.

— Даже думать об этом не хочу, — зашипела она сердитой кошкой, ладно хоть не зарычала грозной волчицей. — Я не могла быть тьеррой! Бегать голой за мужиками по полям — это же уму непостижимо!

— Ну, в плодородии нет ничего плохого, — деликатно ответил Даня, позабавленный этой вспышкой. — Это гимн жизни…

— Ох, замолчи немедленно!

Она едва не закрыла ему рот рукой, но вовремя вспомнила про его волдыри, и ее ладонь замерла в сантиметре от Даниных губ. Пахла хвойным мылом.

— Да ну, перестань, — сказал он. Улыбаться было больно, а не улыбаться — невозможно. — У духов нет понятия целомудренности или стыдливости.

— Без разницы, — Поля чуть отодвинулась, но все равно лежала совсем рядом. — Мне бы не хотелось такого прошлого.

— А это имеет значение — откуда и как ты появилась? Сейчас ты обычная человеческая девочка.

— Мне почему-то это важно, — призналась она. — Ты перекати-поле, человек, у которого силой вырвали его корни, но ведь ты хотя бы знаешь о том, какими они были.

— Одна морока от этих знаний, — буркнул Даня.

Поля промолчала и совсем скоро тихонько засопела. Он потрогал ее волосы, осторожно, чтобы не разбудить.

Да, обязательно надо будет ее поцеловать.

***

Он разбудил Полю перед самым рассветом. Сонные, они прошли по тихой и темной Сытоглотке, кутаясь в теплые кофты, вышли на дорогу, и там Даня заставил Полю разуться, встать босыми ногами на пыльную землю.

— Прекрасно, — сказал он, — как раз вовремя.

Первые неохотные солнечные лучи начали подсвечивать унылое небо. Ветер шевелил Полины волосы, и Даня распустил их, высвободил из ленточек.

— Летите, мунны, прочь, — проговорил он резко, настойчиво. Злокозненные духи сплетен подчинялись только силе и игнорировали мягкие уговоры. — Вас ждут сотни дорог и тысячи людей, а здесь вам делать нечего. Прочь, — повторил он властно, и ветер, распоясавшись, едва не сбил их обоих с ног, показалось, что захлопало множество крыльев, а Поля вдруг резко выдохнула и прильнула к Дане.

— Как хорошо, — прошептала она, — как стало свободно, спокойно.

— На самом деле это грустно, — ответил Даня, крепко ее обнимая, — сколько всякой пакости люди на себе таскают и даже не замечают этого.

Рассвет набирал цвета, становилось все светлее, розовее, нежнее. Вот только не слышно было пения птиц, не жужжали насекомые — все, кто мог, покинули место пожара.

— Ну что, пойдем дальше спать? — спросил Даня.

— Не-а, — отказалась Поля, — я уже проснулась. Мы пойдем петь твоей возлюбленной вассе. Настроение как раз для песен, я будто сбросила камень с плеч.

— Ты хоть обуйся.

— Вот еще!

Поля высвободилась из его рук, подхватила ботинки и пошла, беззаботно размахивая ими, по направлению к реке. Мелкие камешки заставляли ее время от времени ойкать, но все равно она выглядела довольной.

Даня пожал плечами и поспешил следом. Он бы, конечно, с большим удовольствием еще поспал, но обещания надо держать, иначе новых проклятий не избежать.