Книга Соломенное сердце, страница 62 – Тата Алатова

— И чего ты связалась с таким задохликом? — спросил с заднего сиденья Ворон, про которого Поля совсем позабыла. — Хочешь, моей зазнобой станешь?

Она оглянулась, разглядывая его куда внимательнее. Зеленый еще совсем, оборванистый и лохматый, но глаза живые, сообразительные.

— Ворон, а Ворон, — мягко позвала его Поля, — объясни мне толком, что вы тут делаете?

— Приманиваем новобранцев, — горделиво ответил он, улыбаясь. — Видела табличку? Это я ее повесил. Подумал: только совсем пропащий балбес сунется не пойми куда, нормальный человек мимо пройдет. А нам такие и нужны — пропащие балбесы, которые превыше всего ценят свободу.

— Зачем нужны? Князя бить?

— Ты послушай, что люди сказывают, — Ворон подвинулся ближе, заговорил увлеченно, горячо, — мол князь-то нароком перевал гиблым сделал, сговорился с духами, чтобы нас тут за горло держать!

— Сказывают такое, — согласилась Поля. — Но как по мне, — так нелепица ведь.

— А вот ты сама и спроси.

— У кого? — вытаращила она глаза. — У князя?

— У духов, дурында. Когда перевал будешь проезжать. Все равно ведь мотаешься туда-сюда.

— Воробушек ты психованный, — Поля покачала головой, не веря своим ушам. — Духов Гиблого перевала лучше не видеть и не слышать, и уж точно — не заводить с ними разговоры. Они же тянут в пропасть, как на веревке. Я видела, как люди теряют разум и сигают вниз без раздумий. Понятия не имею, что за дурацкими фантазиями вы тут друг друга пичкаете, но я же нормальная. Мне моя жизнь нравится.

— Нет, не годишься ты мне в зазнобы, — разочаровался Ворон, — больно ты скучная, а у меня душа широкая, простора ей надобно.

***

Баню ждали долго — больше часа, не меньше. Наконец, Потапыч вернулся с каким-то здоровенным дружком, тот легко, как пушинку, закинул Даню себе на плечо и понес в сторону землянки с бревенчатой крышей. Из трубы валил дым. Поля было сунулась следом, но ее шуганули — куда девке с мужиками в баню, совсем нынешняя молодежь очумела.

Она осталась на полянке, тревожно вышагивая туда-сюда. Ее не трогали: все вокруг будто занялись неведомыми делами, и только Ворон бдительно стоял рядом, обнимая свое ружье.

Наконец, Даню выволокли наружу: распаренного, завернутого в чистую тряпицу, розового и совершенно определенно живого.

— Полюшка, — осоловело обрадовался он, когда его усадили на грубо сколоченную скамейку под березкой.

— Чайку теперь, — постановил Потапыч и направился к навесу, где было организовано что-то вроде полевой кухни.

— Ты как? — она села рядом, руки вдруг оказались лишними, и Поля не нашла им другого применения, кроме как гладить Даню по мокрым волосам, по горячим щекам, по узким плечам.

— Самый впечатляющий поцелуй в моей жизни, — он засмеялся, жизнерадостный, лукавый.

Да.

Был же поцелуй. Коротенькое прикосновение губ к губам — Поля даже ощутить толком ничего не успела.

— Никогда в жизни больше не буду ни с кем целоваться, — объявила Поля решительно, — хлопотное это дело.

Даня опять засмеялся.

— Нам просто не надо целоваться друг с другом, — заметил он, — а с другими — на здоровье, целуйся сколько хочешь.

— Но я не хочу, — честно призналась Поля. — Что в этом увлекательного?

— Однажды ты разберешься, — пообещал Даня, но теперь немного грустно. И тут же снова зазвенел весельем. — Но ты только представь! Прихожу я в себя — а надо мной голый мужик с веником. Ух, вот это история, а? Полюшка, а мы вообще где? А меня парил кто?