Книга Соломенное сердце, страница 95 – Тата Алатова

— Разные дни, — сказала она, — как увлекательно.

Даня затаил дыхание, глядя на ее довольное лицо, а потом легко поцеловал — малиновый сироп, и перец, и соль, все смешалось на ее губах, и впервые за долгое-долгое время Дане не стало больно после поцелуя.

***

Поля боялась, что они так и не смогут снять венки, и Даня, кажется, опасался того же. По крайней мере, после того как свадебные обряды завершились и они оказались в брачной пещере, оба первым делом потянулись к листве на своих волосах. На этот раз венки буквально слетели, будто и не капризничали прежде, прикидываясь приклеенными.

— Ура, — с облегчением воскликнул Даня, оглядываясь.

Поля видела только расстеленные на каменном полу перины, такие пышные, такие пестрые.

Когда-то она уже знала мужчин, уже целовала их — молодых и старых землепашцев, и это было предназначением, волей ушедшей богов. Тьерры отвечали за плодородие, как и другие духи, они служили людям. Горты защищали человеческие дома, анки дарили огонь, вьеры растили лес, вассы несли прохладу и воду, итры подпирали собой небо, тодисы лечили, а шайны убивали. И только мунны бестолково носились по свету, сея смуту и ссоры.

Поля не помнила, что чувствовала тогда, но была твердо уверена: ничего особо трудного в любви с мужчиной нет. И тем не менее ее словно скручивало в сложный узел, напряжение отдавалось в позвонках, плечи каменели.

Она не смела повернуть голову, посмотреть на Даню, так и глазея, как деревенская дурочка на скомороха, на перины.

— И чего ты? — Даня вдруг оказался прямо за ее спиной, его руки обняли ее за талию, и Поля совсем уже превратилась в итра. — Иди сюда.

Он тоже был немного натянутым, нервозность выдавалась срывающимся дыханием, порывистыми движениями.

Даня усадил Полю на перины, устроился рядом, касаясь ее колена своим. Потянулся к круглому столу, подал ягодной браги, отдающей мятой. Подвинул тарелку с пересыпанным черной смородиной сыром.

— Я так испугался, когда они сказали «ни то ни се», — простодушно признался он, сверкая ямочками на щеках. — Ну все, думаю, сейчас нас как попрут неженатыми прочь. А смотри-ка, обошлось. Все-таки я везучий.

Поля отпила из бронзовой посудины, удивляясь тому, что он решил поговорить, а не набросился со страстными поцелуями. Это успокаивало.

— А ты молодец, мастерица проклятий, — продолжал Даня одобрительно-ободрительно, — так и зарядила им. Я прям восхитился. А перины-то мягкие, набиты, пухом, да? Я уж думал, нас положат на звериные шкуры.

Поля прыснула.

— Я тоже, — ответила она и подцепила пальцем монетки на его рукавах. — У тебя в ушах не звенит от этой красоты?

Даня подрыгал руками, отчего они на минуту оглохли.

— Ненастоящие, — сказал он с сожалением, — сколько рун на тебе нарисовано?

— Девять.

— Размалевали всю мою Полюшку, — протянул он с непонятными интонациями и легко коснулся ее лодыжки. — Что означает эта?

— Не помню. Вроде пожелания легких путей.

— А эта? — теперь он коснулся ее повыше локтя.

— Пусть мои руки никогда не знают тяжелой работы.

— А что еще?

Она допила чарку до конца, положила его ладонь себе на живот.

— Здесь руна плодородия… то есть плодовитости.

— Правда? — Даня склонился ниже, будто надеясь что-то разглядеть сквозь ткань. Поля посмотрела на безжалостный узел на его макушке, сжалилась, и потянула за ленточки, освобождая длинную темную гриву.