Книга Тетушка против, страница 81 – Тата Алатова

— Да, — вздохнула старуха, — сколько лет прошло, а, кажись, только вчера старый граф на охоту выезжал. Мальчонка-то его — бах! — и подстрелил мою корзину для белья. Уж я и хохотала, и бранилась, все разом. Помнишь, Луизетта?

От стайки женщин отделилась пышнотелая женщина лет пятидесяти с волосами, спрятанными под желтый выцветший платок. На ней было холщовое платье с заплатами на локтях и мокрым подолом, прикрытое перетянутым крест-накрест на груди фартуком.

— Как не помнить, — засмеялась она, приподнимая юбку и показывая небольшой шрам на щиколотке. — Вот она, личная подпись маленького графа. Сколько ему тогда было? Лет шесть? Я еще в девицах ходила, а он опять сбежал из замка и пускал по желобам кораблики из коры. Я нагнулась, чтобы схватить игрушку, а он как закричит: «Не трожь! Я отправляюсь в кругосветное плавание!». С перепугу-то я и поскользнулась на мху, рассекла ногу. А он возьми да разревись, бедняга, помчался за подорожником, да нарвал лютиков. Щипались, окаянные! А я все равно прикладывала их к ране, чтобы не огорчать еще больше мальчишку.

Все вокруг рассмеялись, и только Маргарет хмурилась. Лютики вместо подорожников — как это похоже на Рауля Флери!

— Наутро-то старый граф лично явился, принес банку мази бальзамной. Сказал: прости моего пострела, Луизетта, мореплаватель из него никудышный, зато сердце золотое.

— Добрые они были, Флери. Носу никогда не задирали, — согласилась старуха.

— Это как посмотреть, — возразил верзила, возившийся с рыбацкими сетями и явно прислушивающийся к разговору. — Госпожа Жанна с нами никогда не зналась. Ниже ее достоинства лишний раз поздороваться да поговорить. Она и девчонкой-то носу из замка не казала, а уж после смерти отца совсем извела прислугу придирками да руганью.

— Старый граф-то перед смертью сбрендил совсем, — припомнила старуха, — все карту сокровищ нам на песке рисовал, говорил: «Копни, Берта, у платана, разбогатеешь». А однажды вручил моему сыну целую золотую монету за тыкву, говорит, плата за голову великана… Да что уж теперь! — она, махнув рукой, встала и поковыляла в сторону домов. — Велю Пьеру насыпать графьям моркови и гороха, пару куриц забить…

— А какой он сейчас? — застенчиво спросила Луизетта. — Молодой граф? Локоны все еще смоляные? Страсть каким красивым ребенком был, прям картинка.

— Его светлость и ныне неприлично хорош собой, — вынуждена была признать Маргарет. — Особенно ресницы, просто безобразие какое-то.

— Сбегаю-ка я за белыми грибами, подождите, — решила Луизетта, — у меня сушатся. И грушевый мед он в детстве любил! Минутку, госпожа, — и она тоже поспешила вслед за Бертой.

— В прежние-то времена, — сказал верзила, — в замке всегда для нас была работа. А уж сколько сыра, масла да кур графья покупали, да бычков к праздникам, да коз… А теперь крутимся тут сами по себе, что толку от молодых наследников! Говаривают, будто сынок в столице при самом короле вертелся, а вернулся с пшиком, только на гитаре и бренчит, что трубадур.

— Бренчит, — неодобрительно поджала губы Маргарет.

— Вот то-то и оно, — многозначительно поддакнул верзила и вернулся к своему занятию.

Кумушки тоже рьяно взялись за стирку, и, казалось, про госпожу из замка все мигом забыли. Солнце поднялось еще выше, припекая сильнее, и Маргарет, разомлев от духоты, невольно задумалась: не помешай она свадьбе Пеппы с Раулем, вот куда потекли бы деньги с шахты. Ей вовсе не хотелось, чтобы племянница тратила свою молодость на восстановление замка Флери и вникала в сельскохозяйственные хлопоты. Рауль прав в одном: однажды Пеппа подумает о избавлении от обузы в лице обнищавшего графа с облегчением.