Книга Меч тени и обмана, страница 14 – Люсинда Дарк

Регис спрыгивает с выступа и исчезает в темноте внутреннего двора внизу. С того места, где он приземляется, поднимается облако пыли и грязи, и звук его шагов быстро затихает в ночи. Пригнувшись, я поворачиваюсь и бегу вниз по выступу стены, ставя одну ногу перед другой, чтобы сохранить равновесие. Это все равно что ходить по натянутому канату, но, к счастью, каменная стена хорошо сложена, и наверху нет никаких осыпающихся частей, которые могли бы снизить мою скорость.

Я добираюсь до конца и незаметно спрыгиваю вниз, спеша через боковой двор, где, как я подозреваю, обычно тренируются охранники, и проникаю во внешние коридоры. По территории замка разносится запах копченого мяса, а из основных общественных помещений доносятся радостные голоса. Слуги Богини Талматии наслаждаются своим вечером и усилиями по служению такому предположительно великому существу, в то время как внизу голодают ни в чем не повинные мирные жители. Это отвратительно. Без сомнения, некоторые из этих солдат более высокого ранга — Смертные Боги — моего собственного вида.

Смертные Боги хуже Богов. В то время как Боги являются их собственной сущностью — они понятия не имеют о бедственном положении смертных, — Смертные Боги сами же смертные. Тем не менее, и те, и другие относятся к людям не более чем к скоту, которым нужно управлять и забивать.

Я делаю глубокий вдох и подавляю желание дать волю своей ярости. Вместо этого я сосредотачиваюсь на поиске лестницы, ведущей на нижние уровни — в темницы. Внешние коридоры исчезают за моей спиной, как только я нахожу то, что ищу. Деревянная дверь, ведущая прямо в подвал замка. Я приоткрываю ее и проскальзываю внутрь, вздрагивая, когда горячий гнилостный воздух ударяет мне в лицо.

Однако, не желая тратить время на дискомфорт, я спешу вниз по лестнице, позволяя нескольким факелам, закрепленным на стенах, освещать мне путь. Запах гниющего дерева и плесени проникает в мои ноздри, и с гримасой я опускаю руку и натягиваю шарф на шею, закрывая рот и нос, чтобы приглушить запах.

Звук плача достигает моих ушей, и я следую за ним в темное помещение, останавливаясь, когда вижу узкие металлические прутья, обрамляющие одну сторону маленькой комнаты. Женщина, которую я видела сегодня утром, — пухленькая женщина средних лет с круглыми, хотя и грязными щеками — сидит, прислонившись спиной к стене, прижимая к груди маленькую фигурку. Она раскачивает его взад-вперед, хотя он не двигается.

Перед ней мужчина, который пытался защитить ее, противостоя Талматии, лежит на груди, лицом к решетке. Он без сознания, половина его лица, которая видна, в синяках и крови, его седые волосы слиплись по бокам головы. Женщина, единственная, кто бодрствует и осознает происходящее, даже не реагирует на мое приближение.

Я останавливаюсь перед дверью и наклоняюсь. — Мэм.

Она поднимает голову на мой голос, и ее глаза расширяются. — Пожалуйста, — быстро говорит она, крепче прижимая мальчика к себе. — Пожалуйста, не надо.

Я смотрю на малыша, и у меня сжимается в груди. Он иссиня-белый и застывший в ее руках, вокруг носа и рта у него поблекшие красные пятна. Его ноги свисают с ее юбок, и из-за прорех на его одежде я вижу раны, нанесенные экипажем. Длинные порезы пересекают его ноги и грудь. Мою грудь наполняет сожаление. Наше предположение оказалось верным. Он недолго прожил после аварии — колеса, очевидно, раздавили его крошечное тело. Вероятно, одно из его легких было пробито одним или двумя сломанными ребрами. Он умер в муках, захлебываясь в собственной крови, не в силах закричать или сделать что-либо, чтобы остановить исчезновение своей души из этого мира. От этой трагедии у меня перехватывает дыхание и уколы ненависти пронзают мою плоть.