Книга Кровь богов и монстров, страница 28 – Люсинда Дарк

— Вон, — рявкает она Карселу, и мужчина повинуется, хотя и не выглядит довольным этим. С другой стороны, Карсел всегда был для меня дерьмом, и его рот — не более чем постоянно зажатая задница, так что в выражении его лица нет ничего нового.

Офелия наконец входит в тихую комнату меньших размеров. Карсел протискивается мимо меня, толкая в плечо так быстро, что мне требуется все мое самообладание, чтобы не схватить его за воротник и не всадить кулак ему в живот. Его ребячество давно утратило свою необходимость, учитывая, что ни он, ни я больше не дети. Если он хочет продолжать обижаться на то время, которое его мать проводила со мной, это его прерогатива.

Как раз перед тем, как дверь за мной закрывается, я вижу, как Каликс делает два шага вперед, и, словно прочитав мои мысли, хватает Карсела за тунику и без особых усилий швыряет его в стену, прежде чем ударить кулаком ему в лицо. Если Офелия видит или слышит стон Карсела от боли, она ничего не говорит. Она даже не возвращается к двери, когда Карсел начинает ругаться.

Я быстро захожу в комнату, и дверь за мной захлопывается, оставляя нас наедине впервые за… месяцы. Задолго до того, как я вообще приехала в Ривьер.

Мое сердцебиение учащается, когда я стою, тихая и неподвижная, наблюдая, как Офелия садится за стол, который занимает большую часть пространства маленькой комнаты. Стены, оклеенные такими же богато украшенными, но пыльными обоями, как и в большой комнате, каким-то образом делают пространство более ограниченным, и кожа у меня на затылке начинает гореть и зудеть. Я отказываюсь протягивать руку или признавать это каким-либо образом, поэтому просто смотрю на женщину, которую последние десять лет видела и как тюремщицу, и… как родителя.

Оказавшись по другую сторону стола и разместив его между нами, Офелия кладет руки ладонями вниз на края и опускает плечи.

— Я не хотела снова видеть тебя такой, Кайра. — Ее голос тихий, напряженный.

Кожа на моем черепе натягивается сильнее, когда я сжимаю челюсти. — Например?

Она поднимает голову, и линии ее лица, морщины, которые действительно выдают ее возраст, кажутся глубже. Прежде чем она успевает заговорить, я иду к ней через зал, не останавливаясь, пока не оказываюсь перед ней, и единственное, что разделяет наши тела, — это стол перед нами.

Она не отвечает на мой вопрос, поэтому я задаю другой. — Как долго ты работаешь с Кэдмоном?

Офелия встает и расправляет плечи. — Я знаю его довольно давно, — говорит она мне. Эти слова одновременно являются и ответом, и отсутствием ответа. Ее зеленые глаза, усыпанные золотыми искорками, задерживаются на моем лице. Выражение ее лица непроницаемо, и я ненавижу это. Я так сильно хочу знать, о чем она думает, каковы ее планы относительно меня, и действительно ли она уступит требованиям Руэна вынуть серу из моей шеи.

Кажется, она не очень боится того, что он может с ней сделать, если она не подчинится его приказу, но опять же, Офелия мастерски скрывает свои истинные чувства. Я знаю ее уже десять лет, и даже я никогда не была уверена в ее чувствах по большинству вопросов. Она может быть в ужасе от Руэна, но даже если и боится, я сомневаюсь, что она когда-нибудь покажет это.

Такова судьба ассасина. Эмоции — это слабость, поэтому они устраняют их. Это чудо, что у нас с Регисом все получилось так хорошо, но я подозреваю, что это еще больше из-за того, что у нас обоих не было особого выбора. У нас обоих были цели, которые были важнее жизней других, и теперь мы прокляты жить с кровью, которую мы пролили, пачкая наши руки.