Книга Кровь богов и монстров, страница 33 – Люсинда Дарк

Как будто она наконец — к счастью — почувствовала мои судорожные мучения — Офелия становится осторожнее: её пальцы нежно скользят к шее, ноготь поддевает камень, и, наконец, эта проклятая штука выходит. Все её попытки — подковырнуть, расшатать — окупаются. Камень выскальзывает из моей кожи, и почти сразу следом приходит тепло — разливается от раны на шее по всему телу, растекаясь по конечностям.

Изображение комнаты снова оживает, и я снова могу видеть — по-настоящему видеть. Я моргаю и хмурюсь. На самом деле, мое зрение намного лучше, чем когда-либо. Отслаивающиеся обои, которые когда-то были плоским гротескным рисунком, превращаются в тысячи крошечных волокон, вплетенных друг в друга и растянутых в материал, покрывающий стену. Я могу точно определить каждую отдельную трещину и древесину за ней, покрытую глубокими бороздками.

Медленно, сбитая с толку странными ощущениями, пронизывающими меня, и осознавая, что моя собственная кожа срастается и заживает гораздо быстрее, чем когда-либо прежде, я поворачиваюсь лицом к женщине за моей спиной. Ее пальцы покрыты кровью, но она не двигается, чтобы вытереть их.

Если раньше я этого не замечала, то теперь я вижу мягкие следы макияжа на ее коже — покрывающие… как я понимаю, больше морщин. Гораздо больше, чем я когда-либо замечала раньше. Пудра нанесена легким слоем, но все еще присутствует, и она больше не маскирует тени под глазами Офелии или ее запавшие глазницы. Ее губы, когда-то полные, теперь, как я понимаю, сухие и потрескавшиеся под слоем какой-то глянцевой помады.

Впервые я вижу. Увидеть все это так, как я не видела уже десять лет, так, как я забыла, что это возможно. Это заставляет мою голову пульсировать от всей информации, которая сразу обрушивается на меня.

— Я сделаю все возможное, чтобы не стать тобой, — ловлю я себя на том, что говорю.

— Ты же не это имеешь в виду, — говорит она со вздохом, как будто эти слова настолько очевидны, что она раздражена, что вообще должна их произносить.

Я смотрю на нее, и когда мои глаза встречаются с ее, я повторяю на выдохе. — Чего бы. Это. Ни стоило.

Ее губы приоткрываются, а глаза сужаются. — Кайра. — Она произносит мое имя, как мать, готовая отчитать непокорного ребенка, но я не ребенок и не была им очень долгое время.

— Я серьезно, — говорю я спокойным тоном. Я не чувствую необходимости кричать. Если я сделаю слова громче, они не станут правдивее. — С меня хватит.

Брови Офелии хмурятся, а губы изгибаются. — Что ты…

— Я устала позволять всем остальным принимать решения за меня, — говорю я. Меня пробирает какой-то озноб. Он начинается на кончиках моих пальцев и медленно ползет вверх по рукам, по костяшкам пальцев к запястьям.

— Я думаю, мне потребовалось так много времени, чтобы понять, что на самом деле я никогда не делала выбор для себя, — продолжаю я. — Я не выбирала, чтобы родиться…

Офелия усмехается, резкий сардонический смешок вырывается из ее горла, когда она прерывает меня. Она закатывает глаза, а затем машет рукой, хмурый взгляд и замешательство немного разглаживаются. Одного взгляда на ее лицо. Этого достаточно, и я знаю, что она не понимает, что я имею в виду. Затем она заговаривает, и мое предположение подтверждается.

— Ты не выбирала родится? — Она снова качает головой. — Ты все равно извлекла из этого пользу. Тебе были предоставлены возможности, за которые другие готовы были бы убить.