Книга Кровь богов и монстров, страница 32 – Люсинда Дарк

Губы Офелии кривятся в сердитой гримасе. Черт бы ее побрал. Все сильнее и сильнее сжимается мое сердце. Страх. Я боялась этой женщины. Какая-то часть меня все еще боится. Однако другая часть, каким-то образом освобожденная последними несколькими месяцами, проведенными в Академии, больше нет. Я вижу ее такой, какая она есть на самом деле.

Женщина. Просто женщина.

— Лишь через жестокость рождается подлинная мягкость, — шепчет она, в то время как ее пальцы вдавливаются в мою шею, сжимая этот кусочек серы. Мой позвоночник горит, и кровь наполняет рот, стекая по языку и по задней стенке горла, прежде чем я понимаю, что прикусила внутреннюю сторону щеки достаточно сильно, чтобы разорвать ее.

Эти жгучие слезы возвращаются. Сам воздух в моих легких испаряется, полностью исчезая, когда я начинаю задыхаться. Мое тело сотрясается. Ноги слабеют. Боль… Это больше, чем я помню. Внезапно я так остро ощущаю этот крошечный кусочек серы внутри себя, что кажется, будто он сросся с самим моим скелетом, и она вытаскивает его.

Черные точки пляшут у меня перед глазами. Сталкиваясь друг с другом, они дрожат, появляются и исчезают из поля зрения, когда дыхание, задержанное глубоко внутри меня, внезапно высвобождается с громким свистом. Внезапно я больше не могу дышать. Внезапно слабый свет бра на стенах полностью исчезает, все, что лежит передо мной, — это темнота.

Мои колени подгибаются, и это единственное, что удерживает меня от падения на пол. Мягкий шепот голоса Офелии, говорящей… говорящей… что она говорит? Я плохо ее слышу, так как боль подавляет другие мои чувства. Жгучая агония разливается из того места на моей шее, где медленно высвобождается сера. Рвота угрожает проложить дорожку к моему горлу. Я стискиваю зубы и сдерживаю ее ничем, кроме желания не показывать, как это чертовски больно.

После того, что кажется вечностью, голос Офелии доносится до меня снова, на середине того, что она говорила.

— … всегда мечтала, чтобы кто-нибудь пришёл за мной, и всегда этого боялась. У меня никогда не было дочери. И да, я понимаю, что ты не хочешь считать себя моей.

Желчь застилает мне горло. Язык распухает. Все кончено? Нет. Её пальцы всё ещё прижаты к моей шее, скользят в крови. Её становится больше — она покрывает мою кожу, и влажная ткань туники липнет к верхней части спины.

— Чем больше времени мы проводим на этой земле, тем больше понимаем, что мало что находится под нашим контролем, — продолжает Офелия.

Мое тело слегка покачивается, и я чувствую, как с моих рук капает еще больше крови там, где ногти, наконец, прорвались сквозь кожу. Я не могу упасть в обморок здесь, говорю я себе. И все же я не совсем помню, как эта штука оказалась внутри меня с самого начала. Я знаю, что не стояла, а лежала.

— Покой не для таких, как ты, Кайра. Кэдмон знает это. Я знаю это. С тем, что ты можешь сделать, с той рукой, которую тебе протянул мир, ты всегда должна делать больше, чем просто убегать от ответственности.

Ответственности? Желание повернуться и влепить ей пощечину нарастает подобно приливной волне. К сожалению, даже когда желание набухает, оно разбивается о скалы, которые не дают ему нанести какой-либо ущерб, и я остаюсь там, где я есть. Зрение все темнеет, мое тело полностью выпрямляется, когда боль пронзает меня насквозь.