Книга Прибежище из серы и тьмы, страница 72 – Люсинда Дарк

Напряжение сжимается вокруг меня, собирая все осколки моего тела в одно место. — Я приду.

Долгое время я не понимаю, кто это отвечает — и что последнюю фразу из прошлого я произнесла вслух. Открывая глаза и моргая, прогоняя пелену слёз, я поднимаю взгляд и вижу, как Руан смотрит на меня. Цвет полуночи — это буря над чёрной водой. Это лес из мёртвых тел, отданных Богам тьмы и красоты. Это гранаты и ежевика, раздавленные волнами сирен. И, несмотря на всё это, именно этот цвет полуночи, отражённый во взгляде Смертного Бога, вытаскивает меня с самого края бездны.

Руэн берет мое лицо в ладони, поглаживая большим пальцем и вытирая липкую соль моих высыхающих слез. — Я всегда буду приходить, чтобы спасти тебя, — шепчет он.

Затем, не дожидаясь от меня никакого согласия, он наклоняет голову и прикасается губами к уголку моего рта. Он не целует меня сразу, не сейчас, но позволяет своим губам стереть следы моих слез. Стыд угрожает затянуть меня обратно, но его руки на моем теле остаются непоколебимыми, сжимая достаточно крепко, чтобы удержать меня здесь и сейчас.

Он медленно проводит губами по моей щеке, пока я не вынуждена закрыть глаза, мои влажные ресницы не прилипают друг к другу, а затем к коже, когда он нежно целует мои закрытые веки. Сначала один, потом другой. Затем его рот скользит по другой моей щеке и возвращается к губам. К тому времени, как он достигает их, я задыхаюсь.

Затем Руэн отстраняется и смотрит на меня сверху вниз, пока его тело удерживает меня в крепких объятиях. Я просто хочу, чтобы он понял — я хочу, чтобы кто-нибудь понял — я не ненавижу ее. Никогда не ненавидела. Но негодование, которое копилось в течение последних двадцати лет моей жизни, усугубленное смертью моего отца, а затем годами, проведенными с Офелией в Преступном Мире, — оно не может исчезнуть за одну ночь. Ему нужно как-то высвободиться.

Мои тело и душа, залитые кровью и болью, нуждаются в очищении, и никакие извинения с ее стороны не помогут. Я не знаю, что поможет.

Руэн касается моего подбородка, заставляя меня посмотреть ему в глаза, и когда я хочу отстраниться, отвести взгляд, его хватка становится жестче.

— Не надо, — предупреждает он. — Не смей отводить от меня взгляд.

Моя губа дрожит, пока я не прикусываю ее, мои зубы погружаются в мягкую плоть там. Сине-фиолетовый цвет его радужек, кажется, вспыхивает пламенем, его зрачки расширяются, пока не поглощают почти весь полуночный огонь, который он кладет к моим ногам.

— Неважно, как далеко, неважно, насколько ты потеряна, я бы погрузился в глубины моря и бросил вызов смерти ради еще одной ночи в твоих объятиях. — Мое сердце бьется в диком, учащенном темпе под моей грудной клеткой. Свежие капли пота выступают вдоль позвоночника под плащом и туникой. Струны последнего так туго сжимаются у меня на горле, что я боюсь упасть в обморок. Даже Руэн все еще одет в свое, ни у кого из нас и в мыслях не было раздеваться, прежде чем лечь на кровать.

Губы Руэна подергиваются, как будто он может уловить мои блуждающие мысли, и он наклоняется еще ближе, пока его глаза не впиваются в меня, и жар его дыхания, когда он шепчет последние слова своего обещания, касается моих губ.

— Я. Всегда. Буду. Приходить. Чтобы. Спасти. Тебя.

Глава 17

Руэн

Дрожь пробегает по ее телу, когда мои губы наконец встречаются с ее губами. Она приоткрывается для меня, как будто это самое легкое, что она когда-либо делала, ее губы размыкаются, и ее язык скользит, чтобы коснуться моего языка. Низкий стон вырывается из моей груди. В ту секунду, когда она начинает целовать меня в ответ, чтобы принять любовь, которую я ей дарю, мои руки перемещаются к ее одежде. Я развязываю завязки, удерживающие ее плащ на ее теле, а затем делаю то же самое со своей. Ткань спадает.