Книга Зачарованный чай и колючий граф, страница 32 – Мария Жарова

Он наконец остановился и обернулся. Его лицо в пробивающихся сквозь листву лучах солнца казалось почти обычным. Почти.

— Думаю, у него есть дела поважнее, чем следить за каждым выпавшим пером. Но... — он принюхался, и его ноздри дрогнули, — ...но что-то тут есть. Чувствуешь?

Я прислушалась. Не ушами — кожей. И да, чувствовала. Лёгкое покалывание, будто воздух был наполнен статическим электричеством. Магия. Настоящая, не бабкины котлеты с волшебным соусом, а древняя и дикая.

— Чувствую, — кивнула я. — Как будто за нами кто-то наблюдает.

— Наблюдают, — он указал подбородком куда-то вверх, в гущу ветвей. — Вон там. И там.

Я всмотрелась. Сначала ничего. Потом заметила — пара круглых, блестящих глаз в листве. Потом ещё. И ещё. Лес был полон жизни, но вся эта жизнь предпочитала оставаться невидимой.

— Ладно, — вздохнула я. — Идём. Чем быстрее найдём этот цветок, тем быстрее уйдём.

Мы углубились в чащу. С каждым шагом лес становился всё гуще, свет — всё тусклее. Солнечные лучи пробивались редкими золотыми нитями, выхватывая из мрака причудливые грибы, замшелые камни, паутину, сверкающую как жемчуг.

Я шла, сверяясь с бабкиной картой. Она была нарисована так, что понять в ней что-либо могла только она сама. Стрелочки, закорючки, подписи вроде «где упал метеорит» или «здесь водятся волшебные ёжики».

— По-моему, мы заблудились, — заявила я через пару часов. — Мы уже три раза проходили мимо этого пня в форме медвежьей головы.

Каэлен остановился и огляделся. Его волчьи инстинкты, должно быть, сходили с ума в этом лесу.

— Ты уверена?

— Абсолютно. У него тот же сколотый клык.

Он провёл рукой по лицу.

— Великолепно. Значит, мы ходим кругами.

— Не кругами, — поправила я. — Мы ходим по изысканному лабиринту, созданному самой природой.

— Называй как хочешь, — он сел на землю, прислонившись к тому самому пню. — Суть от этого не меняется. Мы заблудились.

Я присела рядом, чувствуя, как усталость накатывает волной. Солнце уже клонилось к закату, в лесу стремительно темнело, и вместе с темнотой приходил холод.

— Что будем делать? — спросила я, подтянув колени к подбородку.

— Ночевать тут, — просто сказал он. — Искать дорогу в темноте — самоубийство.

Он был прав, чёрт бы его побрал. Но ночевать в Запретном лесу... От одной этой мысли по спине бежали мурашки.

Каэлен, тем временем, принялся за дело. С той же сосредоточенностью, с какой чинил витрину, он собрал хворост для костра, расчистил небольшую площадку. Я наблюдала за ним, и снова поражалась этой его способности — быть то аристократом, то воином, то... просто человеком, который разводит костёр.

Когда огонь наконец вспыхнул, отгоняя сгущающиеся сумерки, я почувствовала себя немного лучше. Мы сидели у костра, жарили на палочках припасённые лепёшки, и на какое-то время стало почти... уютно.

— Знаешь, — сказал Каэлен, глядя на пламя. — Этот лес... он напоминает мне кое-что. Из детства.

— Что именно? — спросила я, с интересом глядя на него. Он редко говорил о прошлом.

— У нас, у Лунных Теней, были свои священные рощи. Не такие... дикие. Ухоженные. Но тот же запах. Та же тишина. — Он помолчал. — Отец брал меня с собой туда, когда хотел поговорить по-мужски. Говорил, что среди деревьев легче думается.

— А о чём вы говорили?

— О многом. Об ответственности. О долге. О том, что сила — это не право повелевать, а обязанность защищать. — Он горько усмехнулся. — Как же я, наверное, разочаровал его.