Книга Доктор для следователя, страница 1 – Алиса Север

Первым пришло обоняние. Проклятый, едкий дым, вперемешку с ароматом кислых щей и безоговорочно подгоревшей похлебки. Я мысленно поморщилась. Отличные духи для реанимации. Хотя… пахло скорее как в столовой районной поликлиники – той, что в подвале и куда отправляют самых безнадежных пациентов.

Второй стала боль. Не острая, режущая, а тупая, разлитая по всему телу, словно меня прокатили в бетономешалке, а потом для вержности еще и потоптались. Стандартный набор после ДТП. Память короткой вспышкой вернула мне последнее: визг тормозов, свет фонарей, слишком близко, ослепительно…

Я застонала, пытаясь приоткрыть веки. На них будто гири повесили.

Ладно, Погребенкина, собирайся, – пронеслось в голове мое собственное, привычно-саркастичное мысленное бормотание. Сознание ясное. Болевой синдром – есть. Аносмии нет, к сожалению. Дышишь – уже хорошо. Щупай конечности.

С горем пополам я разлепила глаза. И тут же захотела закрыть их снова.

Никакой стерильной белизны, блеска хрома и мониторов вокруг не было. Я лежала на чем-то жестком, прикрытая дерюгой, грубой на ощупь. Над головой вместо потолка темнели закопченные матицы низкого сруба. Тусклый свет лился от лучины, воткнутой в щель на столе, и едва разгонял мрак по углам.

Что за черт? – панически дернулась я. Это что, такой костюмированный стационар? Или я все же померла и попала в историческую реконструкцию ада?

Я попыталась приподняться на локтях, и по телу пронесся новый шквал боли. Но не это было самым шокирующим. Мои руки… они были другими. Худыми, слишком молодыми, с тонкими запястьями и незнакомой линией суставов. Я сжала пальцы – они послушно сомкнулись.

– Марья-то наша очнулась? – раздался у входа хриплый женский голос.

В дверном проеме, завешенном потертой тряпицей, стояла дородная баба в выцветшем сарафане и платке. Лицо у нее было знакомое до боли – типичная Фекла Ивановна, мой вечный пациент из женской консультации, только одетая по музейной моде.

Я открыла рот, чтобы спросить «где я?» и «кто вы?», но вместо моего уверенного, с легкой хрипотцой, консультантского тенора из горла вырвался тонкий, слабый голос, который я слышала впервые в жизни.

– Что… что происходит?

Баба подошла ближе, качнув головой.

– А то ты не знаешь? Три дня как в беспамятстве лежишь, с той поры как Степана-то схоронили. Упала у могилы, голова о камень. Ясное дело, не до себя было, все по мужу убивалась. А он тебе изменял безбожно. Ну, да Бог с ним, с покойником.

Она говорила, а я чувствовала, как у меня подкашиваются ноги, даже лежа. Степан? Могила? Трактир? Какая-то Марья… вдова…

Обрывки чужих воспоминаний, как кинопленка с браком, замелькали у меня в голове. Деревня. Бегство из обеспеченной семьи, молодой и красивый Степан, замужество. Его внезапная смерть. Моя новая, двадцатиоднолетняя жизнь, полная неизвестности и страха.

Я, Мария Погребенкина, врач-гинеколог с десятилетним стажем, разведенная, бесплодная, циничная и уверенная в себе, лежала на жесткой лавке в теле какой-то юной вдовы Марьи. В теле, которое, как с ужасом я начала понимать, было абсолютно здоровым, молодым и… фертильным. Ирония судьбы достигала космических масштабов.

Баба, представившаяся Акулиной, сунула мне в руки деревянную кружку с мутной жидкостью.