Книга По другую сторону Алисы, страница 174 – Алена Тимофеева

Корса вновь улыбнулась, и я нашла ее диастему очаровательной. Будем соседками, значит.

Я подхватила сумку с пола и проследовала за удалившейся Никой. Проходя через шторы из бусин, я зацепилась за одну из свисающих нитей, рискуя оставить занавески без оной. Да что же это такое. Едва себя сдерживая, чтобы не разрыдаться, я осторожно поставила сумку на пол, высвободила пояс своего пальто от приставучих бусин и вновь подхватила свою ношу. Нужно было взять себя в руки, я в гостях.

Мы прошли через плохо освещенный коридор, доски пола жалобно скрипели под нашими подошвами. Корса остановилась напротив второй двери, вошла в комнату первой.

– Правда, здесь мило? – Она раскинула руки в стороны и чуть крутанулась на месте. Я не разделяла ее энтузиазма, окинула недоверчивым взглядом пространство. Спальня была небольшой, и воздух стоял затхлый. Пахло книжной пылью, что неудивительно – книги виднелись повсюду. Веяло тем же ароматом, что и в салоне. Возможно, некая пряность. Плотные шторы были задернуты, в углу горел торшер с бордовым абажуром. Одна двуспальная кровать стояла у стены, слева от входа. Другая, рассчитанная на одного человека, была придвинута к окну, и ее железная спинка, чьи прутья украшали красные атласные ленты, прижимала собой портьеры к подоконнику. Выцветший ковер с цветочным узором прикрывал старые доски. Полы нуждались в циклевке. Пока я старалась примириться с мыслью, что мне предстоит остаться в этой комнате на неопределенный срок, Ника все еще ждала от меня ответа.

– Конечно, Ник… Корса, – исправилась я. Корса просияла и указала изящным движением руки на кровать у окна.

– Как видишь, «барахло» я уже убрала. Хоть и в самый последний момент.

– А ленты на прутьях для чего? – полюбопытствовала я. Ника растерялась.

– Для уюта, – неуверенно проговорила Корса. Скорее всего, она и сама не знала, для чего развесила подобные украшения.

– А ванная?..

Корса неопределенно махнула рукой в сторону выкрашенный в белый цвет двери. Чтобы попасть в ванную, нужно было миновать кровать соседки.

Я, не выпуская из рук дорожную сумку, медленно приблизилась к отведенной мне кровати. Скромных размеров тумбочка стояла рядом с изголовьем, очень удобно. Поставив на пол сумку, я осторожно присела на краешек кровати. От гобеленового покрывала поднялась пыль. Будь у меня астма, я бы уже задохнулась.

– Ты не возражаешь, если я открою окно, проветрить? – обратилась я к замершей Корсе. Она оставалась столь неподвижной, что в это самое мгновение ее можно было принять за очень реалистичную статую.

– А? Открыть окно? Зачем? – настороженно ответила вопросом на вопрос Ника, словно я просила ее впустить к нам маньяка.

– Проветрить. Пыльно, душно, – терпеливо пояснила я, лелея надежду, что это не заденет чувств владелицы магазина. Корса моргнула и, вернув на губы привычную улыбку, сказала:

– Хорошо, но дождись, пока я уйду. Боюсь… сквозняков, – все с той же неуверенностью в голосе произнесла она. Странные эти рыжеволосые. Корса вскоре поспешила вернуться за прилавок, а я с несвойственной мне прытью бросилась к окну. Распахнула стеклопакеты, и свежий морозный воздух ворвался в спальню. Я с наслаждением вдохнула полной грудью, перед тем как приняться за сумку с вещами.

Рядом с дверью добрую часть стены занимал двустворчатый дубовый шкаф. Открыв створки, я почувствовала знакомый запах сушеной лаванды. Такой родной до боли аромат, навевавший мысли о доме, питерской квартире. О бабушке. При одном воспоминании об Алевтине Анатольевне сердце защемило, наполняясь тоской. Как же мне ее не хватало. Как мало надо человеку для счастья. Лишь близкие рядом да крыша над головой. Я сдержала слезы. Не хватало еще расклеиться и начать вытирать сопли рукавом. Доктор Белл со мной бы не согласилась, уверяя, что боль и утрату нужно оплакать. А плакать я как раз устала, глаза из-за слез болели, словно от кислоты. Погрязнув в тягостных думах, я машинально раскладывала одежду. И едва последняя кофточка заняла свое место на полке, в комнату постучалась Ника: